Глаза малыша стали еще темнее и шире.
— Ночные звезды? — переспросил малыш и сдвинул коротенькие брови.
— Ну да, звезды, — повторил мальчик и подумал, что сейчас нарисует созвездия малышу. Может быть, хоть здесь повезет.
— Зонт будет как маленькое небо, понимаешь? — объяснил он. — Кругом тучи, а над тобой звезды. Как на настоящем небе. Хочешь?
— Маленькое небо? — чуть нараспев повторил малыш.
— Ну конечно! Давай…
Не надо было спешить. Поспешность испугала малыша.
— Нет! — громко сказал он и прижал зонт к себе. — Не надо. Не трогай!
Две женщины, сидевшие неподалеку, услыхали, наверно, испуганный голос малыша — разом обернулись. Кто обижает ребенка?
— Ты совсем глупый, — устало проговорил мальчик. — Будто я тебя граблю… Я хотел, чтобы у тебя был зонт, каких ни у кого нет. Да ну тебя…
Он ушел с площадки и сел на пустую скамью.
Трамвай дребезжал и катил вдоль темного парка. За окном не было фонарей, и оно казалось непрозрачным. В стекле, как в черном зеркале, мальчик разглядел себя.
А за собой он увидел малыша.
Малыш подошел незаметно. За железным стуком колес не было слышно хлопанья резиновых голенищ. Он подошел и теперь стоял у скамейки, маленький и какой-то виноватый.
— А ты… много звезд нарисуешь?
— Много, — обрадованно сказал мальчик и обернулся. — Садись. Я тебе все объясню.
И малыш сел рядом.
Мальчик открыл зонт, уткнул его острый конец в спинку переднего сиденья, а ручку положил себе на плечо. Теперь перед ним была черная внутренность маленького купола.
— Смотри. — Мальчик ткнул мелом в тугое полотно. — Вот здесь, где палка, в самой середине неба, всегда на одном месте стоит Полярная звезда.
— Всегда? — переспросил малыш и снова сдвинул коротенькие светлые брови.
— Всегда.
— А днем? — хитро улыбнулся малыш.
— И днем. Только при солнце звезд не видать.
Малыш замигал.
— Смотри, — продолжал мальчик. — Вот здесь семь звезд. Будто ковшик. Это Большая Медведица…
— Медведица?
— Да. — Мальчик нетерпеливо поморщился. — Ты что, никогда не слыхал?
Малыш склонил к плечу голову.
— Это звезды? — он показал пальцем на меловые точки.
— Ну… да, — осторожно сказал мальчик.
— Нет. — Малыш энергично замотал головой. — Такие не надо. Нарисуй с лучиками.
— С какими лучиками?
— Вот с такими! — И малыш нарисовал в воздухе пятиконечную звезду. Большие.
Мальчик опустил руку с мелом и отвернулся к окну.
— Такие не бывают.
— Нарисуй, — тихо попросил малыш.
— Большие, все не влезут, — не оборачиваясь, ответил мальчик.
— Ну все равно. Немного влезут.
— Они будут не настоящие.
— Сам обещал… — с трудом проговорил малыш.
Мальчик наконец взглянул на него. Тень козырька теперь не падала на лицо малыша, и в темных влажных глазах плавали отражения трамвайных лампочек.
Словно искорки обиды.
Мальчик вздохнул. Он знал, что такое обида.
— Ладно, — сказал он.
Погромыхивал, дребезжал, звенел полупустой вечерний трамвай. Останавливался и бежал дальше. Входили и выходили пассажиры. А на скамейке, где сидели двое мальчишек — маленький и постарше, — тихо совершалось чудо: черный зонт превращался в сказочное небо.
Мальчик рисовал большие белые звезды: пятиконечные, восьмиконечные, десятиконечные. Они складывались в созвездия, каких не знал ни один астроном. Малыш сидел, приткнувшись к плечу мальчика, и не шевелился. Рот у него был приоткрыт, и нижняя губа повисла маленьким розовым полумесяцем. Не открывая взгляда от звезд, малыш вынул из сапог ноги в коричневых чулках, поставил пятки на скамейку и обнял колени. Так было удобнее. А покинутые сапоги качались, толкали друг друга, И широкие голенища с красной подкладкой были похожи на большие, удивленно открытые рты. Сапоги не могли понять, что там происходит.
На самом краю сиденья нетерпеливо звякал забытый бидон. Вагон потряхивало, и казалось, что кто-то маленький и любопытный прыгает в бидоне, подбивает головой крышку и хочет выглянуть: в чем там дело?
Мальчик рисовал быстро и умело. Сначала это было нелегко: мел плохо приставал к влажному полотну. Но мальчик приспособился. Рисовал контуры, а потом легкими частыми штрихами плотно закрашивал звезду.
— Слушай, — вдруг спохватился он. Только сейчас спохватился. — А дома тебе не влетит?
— Нет! Не влетит.
Глаза малыша сияли. Разве могло влететь за такую красоту!
— А ты можешь еще луну? — радостным шепотом спросил он. — Вот здесь…
— Круглую или месяц?