Но среди рухляди стали попадаться бумаги. Тогда он сразу высыпал все, что было в ящике, на стол и наткнулся на связку писем, перевязанных простой тонкой веревкой.
Едва он развернул одно из них, как его поразил до странности знакомый почерк.
Он взглянул на подпись, прочел: «твой Сергей», с размаху швырнул письма на стол и пошел к двери. Это были его собственные письма.
— Я ничего не нашел здесь, бабушка, спасибо вам.
Старушка подошла к нему поближе.
— А вы Екатерине Ивановне будете брат или другой родственник? Я вижу, что вы очень интересуетесь ее судьбою.
Она посмеялась в кулачок и продолжала:
— Я вам могу все рассказать, если хотите. За один раз тридцать копеек.
— Как это тридцать копеек?
— Меньше никак, никак не могу.
— За какой же один раз?
— За одно гаданье. Я очень, очень гадаю на картах.
— Нет, бабушка, спасибо за услугу.
Сергей сунул ей какие-то деньги и вышел; но не успел он отойти и десяти шагов по коридору, как старушка позвала его обратно.
— Молодой человек!
— Что вам, бабушка?
— Нужно уж вам сказать: на другой день, как ушла Екатерина Ивановна, я нашла в ее комнате письмецо. Должно быть, она его, уходя-то, и обронила.
Старушка снова полезла куда-то под юбку и вытащила оттуда небольшое письмо без печатей и марок, переданное, должно быть, из рук в руки.
Сергей молча взял у нее письмо и пробежал его глазами: это было предложение поступить на службу в какой-то союз в качестве стенографистки. Имя Фролова дважды попадалось в письме.
Сергей прочел до конца и вдруг вскинулся, стукнул зубами.
В одну минуту он вывернул карманы своего пиджака, отыскал среди бумаг, взятых у Фролова, письмо с вымогательством денег от какого-то Павла Михайловича и его глубокоуважаемой супруги и принялся сравнивать оба письма с быстротой, от которой строки метались и прыгали в его глазах.
Оба письма были написаны одной рукой.
— Они ее утащили, мерзавцы! — пробормотал он, серый от ярости.
9
— Клей!
— Да ну? Посый?
— Не посый, так я бы с тобой говорить не стал!
— Врешь!
Сашка Барин нахмурился.
— Я с тобой в пустяках работал?
— Ну, ну. На сдюку, что ли?
— Я с тобой не на сдюку работал?
— А как шевелишь, на сколько дело ворочает? На скирью стекленьких будет?
— Поднимай выше.
— На чикву?
Барин покачал головой и с большим вниманием начал рассматривать свои ногти.
— На пинжу? На сколько же, черт побери?.. Неужто…
Барин наклонился к нему через стол.
— На лондру стекленьких!
Тетенька открыл рот, почесал за ухом.
— Труба! А где?
— Где? Это я тебе скажу на Бармалеевой. Один ювелир… Ну как, идет?
Тетенька замолчал и стал задумчиво сощелкивать с колен хлебные крошки.
— Жара!
— Подо мной без жары еще не работали.
— Погоди, Сашка. Мы подумаем!
— Кто это мы?
— Да я со Жгутом!
— Я твоего Жгута дожидаться не буду. Будешь работать, так приходи сегодня вечером на Бармалееву. Нет, так…
Сашка Барин прошел к дверям и у самых дверей столкнулся с вертлявым мальчишкой. Мальчишка носил длинную кавалерийскую шинель и в руке держал тросточку.
— Вот и Жгут!
Жгут, не здороваясь, пошел к столу, сбросил фуражку и выплюнул изо рта папиросу.
— Слышали, братишки?.. Гришка Савельев засыпался.
Барин вернулся, закурил и сел, положив ногу на ногу.
— На квартире! Пришли и взяли. Лягнул кто-то… Теперь плохо, пожалуй, стенку дадут.
Жгут побегал по комнате, хлопнул себя по лбу и закричал:
— А про Кольку Матроса слышали? Я его вчера в Народном доме встретил; он открыто признал — хвастал. Говорил, что всех продаст.
Жгут подошел к Сашке Барину.
— Не скажись дома, Сашка, он ведь про вашу хевру знает!
— Ничего не знает. Воловёр.
— Он говорил, что скоро начальником бригады будет, меня звал на службу в угрозыск.
Тетенька выругался. Сашка Барин равнодушно посмотрел на Жгута своими оловянными бляхами.
— Жгут, — сказал Тетенька, — есть работа. Барин нахлил.
— Мальё!
— Если мальё, так сегодня вечером приходи на Бармалееву. Там договоримся. Дело посое.
Барин кивнул головой и вышел.
— Аристократ, конечно, и сволочь, — сказал Тетенька, подмигнув вслед ему, — но фартовый же парнишка, ничего не скажешь, честное слово!