— Как фамилия?
— Веселаго.
Сергей побледнел и ударил себя в лоб рукой:
«Что я сделал! Ведь Веселаго же, в самом деле Веселаго».
Но тут же он добавил, как будто назвать имя было совершенно неизбежно, когда названа фамилия.
— Сергей. Сергей Веселаго.
— Сергей Веселаго, так, — промолвил участковый. — Документы имеются?
— Документы? Да нет, у меня и не может быть никаких документов. Ведь я…
«Только бы не сказать, не сказать, не сказать, что бежал, что скрываюсь».
— Что вы?
— Нет, ничего.
Участковый медленно отодвинул от себя протокол и уставился на Сергея с вниманием.
— Веселаго? Сергей Веселаго?
Он помолчал с минуту, двинул пером по бумаге и, вместо того чтобы приказать отвести арестованного в дежурку, неожиданно для себя самого продолжал допрос:
— Ну, хорошо. Так, значит, документов у вас не имеется. Так. А как зовут женщину, у трупа которой вы были задержаны?
Слово «труп» показалось Сергею похожим на деревянную круглую колотушку, которой разбивают мясо.
— Труп! Да нет же! Я, еще когда ехал на извозчике, хотел сказать, что бывают такие случаи, что оживляют, понимаете ли, оживляют! Каким-то образом сжимают в руке сердце, и оно начинает биться.
— К сожалению, труп, — вежливо сказал участковый, — так как же зовут эту женщину?
— Молоствова Екатерина Ивановна.
— Молоствова Екатерина Ивановна, — записал участковый, — какая профессия и сколько лет?
— Не знаю сколько. Стенографистка.
— Стенографистка, отлично; а где же она проживает, вам известно?
— Да ее украли, понимаете? Продали ее этому Барабану! То есть я не уверен, что именно ему, именно Барабану, но думаю, да, думаю, что ему!
Участковый вскочил и во все глаза посмотрел на Сергея.
— Ба-ра-ба-ну! Какому Барабану?
— Ну да, Барабану! Он налетчик, вы должны знать это имя! Я хотел даже одно время обратиться к вам, но…
Участковый сел с треском и, разбрызгивая чернила, с ужасной быстротой принялся что-то писать.
Через минуту он снова обратился к Сергею, стараясь говорить вразумительно и спокойно:
— Гражданин, успокойтесь. Успокойтесь, гражданин! Скажите мне, известно ли вам местопребывание этого человека, которого вы назвали Барабаном?
— Должно быть, где-то на Бармалеевой. За Малым проспектом. Там у них эта… как называется?.. Ну же!.. Да! Хаза.
Участковый снова подскочил.
— Хаза?!
— Ну да, хаза! Там они держали ее, понимаете ли, ее, Екатерину Ивановну. Я искал ее по городу больше недели, бегал по притонам, по ночлежным домам, наконец нашел, должен был увидеть, увести с собой, и вот… Вы знаете ли, я еще не успел добежать, как он подошел к ней, два шага, не больше, и ударил в спину.
— Кто он?
— Не знаю, кто! Какой-то в матросской блузе, ворот зашпилен.
— Подождите… — Участковый снова принялся выводить аккуратные буквы. — Так… искал стенографистку Молоствову… так… подбежал человек, одетый, по показаниям задержанного, в матросскую блузу, и ударил в спину… Каким оружием ударил?
— Не знаю. Вся спина… в крови.
— А откуда же вам известно, что эта женщина была задержана у себя налетчиком Барабаном?
— Откуда известно? Да из письма же! Из письма, которое я нашел у нее в комнате, в доме Фредерикса!
— Где? Так! В доме Фредерикса! Имеется у вас это письмо?
В эту самую минуту Сергей вспомнил, что письмо, которое он взял у старушки из дома Фредерикса, подписано фамилией, а не прозвищем Барабана.
— Имеется у вас это письмо?
— Н-нет. Я его оставил…
— Где?
— Дома.
— Позвольте узнать, — участковый ласково наклонился к нему, — а где вы живете?
— Я? Я тут остановился… на Литейном.
— Так. На Литейном. Номер дома позвольте?
— Номер дома? — Сергей назвал первую попавшуюся цифру: — Двадцать три.
— Литейный, двадцать три, — с готовностью подтвердил участковый. Он пересмотрел протокол: — Значит, вы показали, что разыскивали эту самую стенографистку и наконец узнали, что она находится в помещении, занимаемом Барабаном на Бармалеевой улице. Так. А от кого же вы это узнали?
Сергей вдруг посмотрел на него со злобой.
— Послушайте, оставьте меня! Я совсем разбит, я больше не могу. Я не скажу вам, от кого я это узнал. Я дал честное слово.
— Нет, вы не волнуйтесь, пожалуйста, — сказал участковый, — может быть, вы курите? Разрешите, я вам предложу папироску. Так. Значит, дали честное слово. Так и запишем: дал честное слово.
Он немного помолчал и потом продолжал спрашивать, сам закуривая папиросу: