Кастрен уже клялся отомстить за его смерть, отец вел под руку маму, извозчики длинной вереницей ехали за гробом, гимназический оркестр играл похоронный марш.
Он заснул с револьвером в руке и наутро должен был без возражений отдать его перепуганной маме.
3. Птицы гуляли на пустынных перилах моста. Солнце поднималось вверх по фабричной трубе, по белым буквам летящей к небу фамилии владельца. Сутулый грузчик прошагал по набережной с узелком в руке. Офицер, сидевший на скамейке под ивой, вынул из портсигара сломанную папиросу, взглянул на нее, бросил в снег и вытащил новую.
Алька швырял камни в реку, в белую холодную кашу из снега и подтаявшего льда.
Они прошли по набережной до собора и вернулись обратно.
— Твоего отца можно уломать, — горячо говорил Саша. — Я поговорю с ним, хочешь?
Алька задумчиво подбрасывал камешек на ладони.
— Я хочу быть врачом, — упрямо повторил он.
Саша посмотрел на него с презрением.
— Эх ты, клистирная трубка! Ну, черт с тобой, оставайся. Все равно придется экстерном держать. А я уеду. Я решил в школу военных летчиков поступить.
— Что ж, поступай, — хмуро сказал Кастрен.
— Но прежде чем уехать, я побью по морде Кущевского, — объявил Саша. — Я сделаю это сейчас, — решил он неожиданно и остановился, сжав кулаки. Мурашки восторга и отваги покрыли его тело. — Но это нужно сделать публично, от имени всего класса.
Он взглянул на Кастрена и пожалел его. Кастрен похудел. Серпы синяков стояли под глазами. Светлые финские волосы растерянно торчали на висках.
— Тебе одному это не удастся, — сказал он, обсуждая, по манере своей, Сашино предложение вполне серьезно. — Но если бы мы пошли вдвоем… Один из нас дал бы ему по морде, а другой был бы свидетелем от имени класса. Если хочешь, я побью его, — задумчиво прибавил он.
Саша уже волновался. Он поднял сухую палку и с ожесточением разбил ее о стенку городского вала.
— Мы пойдем к нему на квартиру, — заявил он. — И если класс не согласится с этим делом, мы скажем, что били от себя. Ты знаешь, мне брат рассказывал, что за такие вещи раньше заутюживали до смерти. Просто загоняли в шинельную, накидывали шинели и били втемную.
— Врет.
— Нет, не врет! Тогда лучше было себя самого ухлопать, чем решиться фискалить.
Они шли молча…
…«Высокий гимназист бросил шинель, и некоторое время она висела в воздухе, прежде чем опуститься на дрожащего фискала. Испуганный сторож бежал через дорогу в квартиру директора. Фискал лез на вешалку, но десятки рук стаскивали его вниз. Он кричал: «Господа, клянусь честью, я больше не буду». — «У фискала нет чести», — отвечал ему смешанный хор голосов. Он путался в шинелях и падал. Инспектор стоял на пороге, но никто не слушал его. «Господа, вы забьете его до смерти!» — кричал он, ломая руки. «Это было бы только справедливо», — громовым голосом отвечал Сашин брат. Он раздвинул толпу и, наклонившись над фискалом, приложил ухо к его толстой груди. «Шапки долой, — грозно сказал он, — он больше уже никогда не станет фискалить!»…»
Саша шел так быстро, что Кастрен не мог поспеть за ним. От возбуждения он был бледен, глаза горели.
— Нет, ты будь свидетелем, — сказал он, — я сделаю это не хуже тебя. Он надолго запомнит этот день, будь уверен!
Ранний мороженщик стоял на углу Губернаторской и Плоской. Дрожа от холода, Кастрен купил на копейку сливочного и съел.
Они немного потолкались в воротах дома, где жил Кущевский. Дом был белый, вежливый; бородатый дворник убирал и без того чистый двор. Это как-то немного охладило их решимость. Дико глядя на дворника, Саша первый подошел к подъезду. Фамилия предателя была вычерчена на маленькой черной доске. Сжав губы, Саша протянул руку к звонку.
Мужчина с толстыми баками встретил их в передней.
— Толя еще спит, — сказал он, приветливо рассматривая гимназистов.
9
Седоусый сторож шел, прихрамывая, по верхней аллее сада. Он держал в руке острую железную палочку и по временам лениво протыкал ею прошлогодние листья, проведшие зиму под снегом. Он думал о своем и не заметил гимназистов, собравшихся в кустах вокруг огромного плоского камня, положенного в честь основателя Ботанического сада. Саша стоял на этом камне, на слове вечность, заросшем серым курчавым мохом.
— Вам предлагают подать прошения об обратном приеме, — с иронией говорил он, — что ж, сделайте это! Ведь это вам так дешево стоит. Для этого нужно только отступиться от двух товарищей, поплатившихся за то, что они исполняли ваше поручение.