Юпитер наконец поздравил профессора с добрым утром, этот последний взамен одолжил ему шляпу и палку. Сам же направился вверх по лестнице, напевая сквозь зубы и с удовольствием думая, что вот сейчас он будет излагать новое и убедительное доказательство правоты великого германского философа.
Глава III
свидетельствует о веселом настроении автора
Было бы слишком поспешным из этих двух маленьких глав делать какие-либо заключения. Можно, конечно, предположить, что в конверте находилось последнее достояние разоренных родителей неосторожного студента. Или что неизвестный, но несомненно дурного поведенья молодой человек, ворвавшийся ночью в квартиру почтенного ваятеля, конечной целью своего посещения имел ограбление вышеупомянутой квартиры.
Но предположения эти нимало не заслуживают внимания.
Со своей стороны, я ни в коем случае не позволю себе заставить профессора сломать ногу на предпоследней ступени лестницы. Я не буду мешать ему подняться наверх по ней, ибо явственно сознаю, что это подчас является необходимым и, во всяком случае, естественным явлением.
Наоборот, все совершилось благополучно. Профессор поднялся на третий этаж и, свернув налево, по длинному коридору направился к аудитории.
Глава IV
О неожиданном действии синего конверта и о преступной роли автора в рассказе «Хроника города Лейпцига за 18.. год»
Маленькая аудитория была почти полна. Ах, это было не в наши печальные времена, когда требуется полтора часа, чтобы отыскать в университете студента, нелюдимого, с зверским взглядом, с заросшим лицом, пугливого и одичалого.
Аудитория была почти полна, повторяю я, и профессор, поклонившись с достоинством, подошел к кафедре, поправил очки и начал медленно и веско:
— В прошлый раз мы остановились на рассмотрении того взгляда метафизики, который пытается утвердить критицизм в трансцендентально-логическом истолковании…
Примерные студенты вынули карандаши, развернули кожаные тетради и стали записывать. Записали и как по команде выкатили глаза на профессора. И только один — вихрастый и небритый — заворочался на краю правой скамейки с недовольством и, склонившись к товарищу, сказал:
— Опять завел свою песню. — Он не был поклонником Иммануила Канта.
— Мы видели, — продолжал профессор, — что эта попытка влечет за собой все неизбежные следствия генетических предпосылок в теории знания и открывает широкие горизонты для веры и вероятности. Но логически мыслящий ум отличает область веры от области науки и проводит между ними точную границу имманентной постигаемости.
Профессор откашлялся на этой фразе, как он это делал с неизменной методичностью уже много лет. Именно ею старый профессор неоднократно уничтожал целые полчища метафизиков.
Но на этот раз нечто непонятное и вместе с тем явственное мешало ему говорить. Он откашлялся, поднес руку ко лбу и попытался вспомнить что-либо или понять необъяснимое ощущение. Наконец вспомнил и, не переставая плавно укачивать слушателей неопровержимыми построениями, осторожно опустил руку в боковой карман сюртука.
И рука, ощутив недавнюю находку, потянулась вверх, и небольшой продолговатый конверт блеснул синим пятном и упал на пол возле кафедры.
Вихрастый студент вскочил и подбежал к кафедре в тот самый момент, когда профессор с несвойственной ему легкостью наклонился, поднял конверт и положил его в боковой карман сюртука.
Студенческий лоб набил большую шишку на лоб профессорский, и, после обоюдный извинений, лекция продолжалась.
— Допустим, — начал снова профессор, и студенты с неуклонностью выпучили глаза и схватили карандаши, — допустим, что гносеология поставлена в необходимость воспользоваться предпосылкой. Результаты от такого неорганического соединения…
— Пойдем в кабак, — говорил вихрастый студент товарищу, — все равно путного ничего не скажет.
— …могут выразиться в ряде теорий, которым современная история философии уделяет свое место как в историческом аспекте, так и в попытках подойти к ним возможно ближе в смысле конгениального их понимания. Непременное стремление усмотреть трансцендентальную согласованность в миропонимании, выразителем которого они являются…
Дверь растворилась с треском. И давешний студент вбежал, пошатываясь и оставляя снежные следы на блестящем паркете. И вдруг как вкопанный остановился шагах в пяти от профессорской кафедры.