И видя, что Швериндох уже просунул щипцы сквозь полуоткрытые губы, он засмеялся и снова заплясал на его голове.
И схоласт потащил щипцы, переступая охладевшими ногами.
Коренастая, неуклюжая душа бургомистра была по-своему очаровательна — как-никак это была душа. Она повисла на щипцах с необыкновенной легкостью, переливаясь всеми цветами солнечного спектра.
Схоласт стянул с головы колпак, подхватил бургомистрову душу другой парой щипцов и, не касаясь пальцами, осторожно уложил ее на дно колпака. Затем бросился вон из комнаты.
Бургомистр перевернулся на другой бок и крякнул. Немного погодя вздохнул с сожаленьем и опять крякнул.
От сильного дыханья ночник погас.
6
Пока луна еще не побледнела и звезды на небе, скорее! Ученый бакалавр, magister scholarium, скорее, скорее!
Он открыл колбу и вытащил из нее своего Гомункулюса. Маленький человечек лежал перед ним с равнодушным и спокойным видом, и во всех органах его тела была полнейшая беззаботность.
Схоласт дрожащими руками открыл его рот, взял щипцами бургомистрову душу и, сотворив новую молитву, попытался вложить ее в Гомункулюса, подобно тому как после урока с Ансельмом вкладывал в футляр свои очки. И вдруг остановился с изумлением.
— Схоласт, — говорил Гомункулюс, — четыре странника не прошли еще предназначенного им пути, а бургомистрова душа не подходит для меня по размеру. Ступай в ад, ступай в ад, схоласт, там много душ, и среди них ты найдешь для меня подходящую.
Тут он умолк, и Швериндох опомнился от своего изумления.
Но душа уже воспользовалась этой минутой и из открытого колпака улетела на небо.
— Что ты сделал? — сказал колпак, прыгая в руках схоласта от огорчения. — Что ты сделал, хозяин?
7
И тогда Освальд Швериндох вновь закупорил колбу, застегнул свою тогу и, даже не успев надеть на голову колпак, отправился на дно кукольного ящика, не получив даже платы, следуемой ему за уроки, которые он давал сыну бургомистра Ансельму, школьнику.
И пятый странник захлопнул за ним крышку ящика и промолвил:
— А вот:
Книга третья
Путь сына стекольщика, по имени Курт
1
Память мне говорит — будь тверд, а судьба говорит иное. Я устал. Сегодня к ночи мне не дойти до Геттингена, а ночь будет дождлива и пасмурна. О сын стекольщика, будь тверд в испытаниях.
Так он говорил с горечью, и по дороге гулял ветер, а на небе зажигались звезды.
— Курт, если даже ты встретишь крестьянскую повозку, то никакой крестьянин не позволит невидимому человеку отдохнуть на своей повозке. Когда неловкий человек загораживает собою свет, нужный для работы, ему говорят: отойди, ты не сын стекольщика.
Он шел неутомимо и к ночи пришел в Геттинген и, проходя через городские ворота, повторял со вздохом:
— Память мне говорит — будь тверд, а судьба говорит иное.
2
Время в Геттингене проходит незаметно, и, если бы неизвестный изобретатель колесных часов не изобрел их в конце концов после долгих опытов и мучительных размышлений, геттингенские бюргеры, мастера, ученики и подмастерья жили бы, не замечая времени, — как животные или деревья.
Фрау Шнеллеркопф, содержательница гостиницы на Шмиденштрассе, не однажды говорила своему мужу, что в Геттингене не успеешь и глазом моргнуть, как жизнь уже окончилась и нужно звать пастора и платить ему за причащение талер, — на что Herr Шнеллеркопф отвечал глубокомысленно: «Und?..»[8] — и смотрел на часы. Часы тикали, время шло предлинными шагами, сын стекольщика также шел предлинными шагами, покамест не постучался у дверей гостиницы.
Была поздняя ночь. Herr Шнеллеркопф уже спал, и его жена пошла отворить двери.
— Кто стучит?
— Я, — отвечал сын стекольщика, — сын стекольщика, уважаемая фрейлейн.
— Я не фрейлейн, — отвечала хозяйка, — что вам нужно?
— Переночевать в вашей гостинице, любезная фрау.
— Да, фрау, — отвечала хозяйка с достоинством. — Подождите, я зажгу свечу и отворю двери.
Она вернулась с зажженной свечой и отворила двери.
— Благодарю вас, — сказал сын стекольщика и вошел в комнату.
— Боже мой, — закричала хозяйка, — да где же вы? Я никого не вижу.
— У вас, вероятно, плохое зрение, — отвечал странник, оборотясь к ней, — впрочем, действительно меня трудно заметить. Вы совершенно справедливо отметили это печальное обстоятельство.