— Гражданка, что ж мне делать, если…
— Не надо слов, — строго возразила женщина, — ты знал, ты знал, что ты делал, Жорж. Пока ты жил в свое удовольствие, я растила твоих малюток. Чьи эти малютки? Ты, может быть, скажешь, что это не твои малютки, Жорж?
— Малютки, малютки, — досадливо сказал Чучугин, — что же мне делать, что малютки. Я со своей стороны всегда готов…
Женщина вспыхнула, закусила губу.
— У меня связи, Жорж. Если это так, я возьму тебя на поруки, — пробормотала она и внезапно похорошела до того, что у Чучугина голова закружилась.
«Хороша как… Ах, как хороша!» — невнятно вспомнил он и твердыми шагами направился к следователю.
Подойдя к нему поближе, он вытащил из кармана свое показание и раскрошил его тут же на столе.
— Как вы говорите? — спросил он весело и смахнул рукавом обрывки. — Ах, да, Галаев. Как же, Галаев, Георгий Павлович, инспектор-ревизор. Это я.
Он оперся обеими руками о стол, потянулся к следователю: розовое, мальчишеское ухо торчало из-под черных волос. Он наклонился к этом уху и пробормотал:
— А что касается лица, так лицо большого значения не имеет. Главное — документ. А документ — вот он. Не следует смотреть в лицо, извольте посмотреть в документ.
12
Он проснулся на следующий день от престранного ощущения: полная женщина с крепкой открытой грудью целовала его. Он приподнялся, протянул руку; женщина запахнула капот и, негромко взвизгивая, побежала к двери. «Отвыкла от мужчины, еще стесняется, — подумал Чучугин и потянулся, — еще бы, десять лет все-таки. Забыла, поди, как что, заржавела совершенно».
Он спустил ноги на ковер, протер глаза и разом опомнился; крайне важно, нельзя забывать: бывший бухгалтер, сбежавший накануне из сумасшедшего дома, умер в бане от угара; взамен него родился и вступил в существование главный ревизор-инспектор, лицо заметное, обремененное государственными делами и семейными («малютки») заботами. Чучугин встал на ноги и огляделся: перед ним была мягкая жилая комната с ковриками, диванчиками, подушечками, семейными фотографиями, капельная лампада светилась в углу, пахло нафталином…
— Хм, лампада, дурман, опиум, отменено декретом, — пробормотал он.
Прекрасные фильдекосовые кальсоны висели на спинке стула, тут же были сложены носки, подвязки.
Это его восхитило.
«Женат, женат, совсем иное дело», — подумал он и надел кальсоны.
Но носки и подвязки он надеть не успел.
Грузный старик влез в комнату и, мельком взглянув на Чучугина, прошел мимо, как будто Чучугина здесь и не было. Усевшись на кровать, он расставил ноги, понюхал воздух и, опершись о полку, закрыл глаза.
«Спать собирается», — пугливо подумал Чучугин.
— Н-ну, поздравляю, этого… — отдуваясь, сказал старик, — с возвращением в этого… в лоно. Что, брат, наблудился за десять лет так, что и узнать никак невозможно.
Чучугин обиделся, недовольно пожал плечами.
— Вот уж не знаю, кто из нас больше блудил… папаша, — промычал он наугад, — я тоже кое-что о вас слышал.
Старик побагровел, однако сдержался и только понюхал воздух. Седые волосы показались у него из ноздрей и ушли обратно.
— Что это в газетах пишут, — сказал он миролюбиво, — Хомец, этого, кажется, в отставку подал; ты, Георгий Павлович, в этого… в сферах. Объясни, в чем дело. Почему все-таки взял и подал?
— Да что ж, Хомец действительно подал, не захотел служить, — небрежно сказал Чучугин, — он, кажется, голландский президент. Президенты время от времени, как правило, подают. Это все англичане путают. Колонии и колонии. С разрешения правительства нам на колонии начхать.
Старик помолчал, поежился.
— Сволочь ты, — сказал он наконец задумчиво, — до того погряз, что ближайших родственников не узнаешь. Ну какой я, этого, тебе папаша?
Чучугин тревожно моргнул, шлепнул губами.
— Так ведь я близорук, — поспешно объяснил он, — я хотел сказать…
Старик поднял на него грузное лицо и переставил палку.
— Что сказать?..
— Насчет колоний, — робко пролепетал Чучугин и в отчаянии занялся носками: подвязки щелкали и вырывались у него из рук, он не осмеливался взглянуть на своего посетителя. Зато старик внимательнейшим образом рассматривал Чучугина, и бородку, и ноги, и кальсоны, и выражение лица.
— Тут что-то не то, — решил он наконец, — тут какая-то путаница.
Чучугин застегнул подвязки, надел брюки; в брюках он почувствовал себя солиднее, бодрее.