Выбрать главу

— Фактитски, Чарльз Дарвин… — растерянно повторил примаргивавший слепой.

Носатый вдруг поманил кого-то пальцем, дверь за спиной Чучугина приотворилась.

— А вот и наш медперсонал, — грустно заметил Чучугину носатый.

Чучугин обернулся — и осел, искры посыпались у него из глаз, он покачнулся. Знакомое лицо плыло к нему, на прямых плечах через всю комнату двигалась студенческая тужурка.

«Где я видел этого студента? — подумал он и вдруг почувствовал себя голым, совсем голым, вот и волосы на груди, и живот шевелится и дышит… — Видел, не видел, видел, не видел, видел?»

— Тарасов, — внятно произнес студент.

«Ну, крышка, Тарасов, — прокричал в самого себя Чучугин, — сейчас, сию же минуту догадается, что другого взяли, он ко мне ходил, он меня в лицо знает».

— А-хи-хи-хи, да-хи-хи-хи. — Чучугин приятно засмеялся и потрогал студента за рукав. — Вот и медперсонал, очень приятно, рад познакомиться, мы тут на попри… мы тут на поприще…

Студент выжидательно смотрел на него, веки у него щурились и раздвигались.

«Узнал, — похолодев, подумал Чучугин, — догадался, догадался, каналья».

— Безобразие, полнейший развал, — наскоро сказал он слепым.

Слепые, теперь все трое, примаргивали.

— Плохо, плохо, крайне плохо. Принужден поговорить с персоналом наедине… наедине и совершенно секретно…

Слепые остались за дверью и заговорили все разом, музыкант заскрипел на своей скрипке, дарвинист ругал секретаря.

— Я Галаев, Галаев. — Чучугин с горечью произнес это имя. — Вы… вы… не возражаете?

Студент рассмеялся.

— Нет, не возражаю, пожалуйста.

— Вы знаете все, я вижу, что вы все знаете, — пробормотал в отчаянии Чучугин.

— Мне кажется, что состояние здоровья членов правления не входит в обязанности… — начал студент.

Чучугин прервал его, схватил за руку.

— Тройной оклад, — предложил он невнятно, — отопление, освещение, казенная квартира, женщины, все, что угодно, только молчите, ни слова, могила.

— Вы, кажется, ошиблись, не по адресу, знаете ли, за другого приняли, — обидчиво говорил студент.

«Намекает, притворяется, — обливаясь потом, подумал Чучугин, — я знаю, кого это за другого приняли, посмотрим, начнем издалека».

— А вот я вас встречал, — выпалил он сразу, — или нет, не встречал, слышал… Я слышал, вы раньше в изоляторе для душевнобольных служили…

— Нет, не служил, я там больного курировал…

— Ага, вот это очень, ха-ха, любопытно. А что это говорили, у вас там из изолятора больные… бегут больные? Охрана плохая или питание, что так бегут?

— Бегут? Ну, нет, бежать еще никому не удавалось. Кто-то хотел убежать, но ничего не вышло, вернули.

— Вернули? Вот именно вернули! Комплект, так сказать, пополнили, да, да, да.

Студент пошарил в карманах, вытащил кошелек, сунул Чучугину газетную вырезку.

— Вот тут как раз об этом, прочтите, это я его и вернул. В баню залез, забавный случай.

Чучугин ватными глазами бродил по мелкому побледневшему петиту, — это была та самая заметка, которую он давеча не успел дочитать.

«Больной вошел в комнату для раздевания, — негромко хрипел он, — но был через несколько минут задержан студентом-медиком Тарасовым и с помощью служителей водворен обратно в изолятор».

— Ага, водворен. — Он с торжеством бросил заметку на стол, — но кто водворен, вот в чем дело? Водворен! И правильно. И охрану утроить. Помилуйте, да это жуть прямо, сумасшедшие бродят, открыто бродят по городу.

— Мало, что удрал, вы не дочитали, — заметил студент.

— «Любопытно отметить хитрость, которую проявил при этом больной, оказавшийся бывшим бухгалтером Чучугиным. Войдя в баню, он разделся догола, учитывая, что его трудно будет в таком виде отыскать…» — Чучугин облился потом, помертвел, — «…отыскать среди моющихся граждан, и только благодаря осмотрительности студента-медика Тарасова не произошло роковой ошибки».

Заметка, кружась, полетела по воздуху и села на пол. Чучугин задыхался.

— Вот именно ошибка, обмишулились, — пробормотал он, — вот именно другого взяли. Я докажу, что другого, я так не оставлю.

— Да вы с ума сошли, что ли? — спросил студент.

— У меня документы, я докажу!

Дверь распахнулась, трое слепых стояли на пороге; он бросился между ними и, плача и визжа, скатился по лестнице.

14

Одноногая птичка умирала у него на лбу, он сгонял ее, но она снова садилась на лоб и снова умирала, рукава горячечной рубашки резали плечи, и на каждом углу айсор с лицом свободной профессии протягивал ему черные, как солнце, щетки.