И от этих злых дождей сошли отцы подосиновики. Все пропали, ни одного не осталось.
Опёнка тоже дождём заливает, но он хоть и щупленький, а прыткий. Взял и вскочил на берёзовый пенёк. Тут его никакой ливень не затопит.
А грибники всё равно не замечают Опёнка. Ходят в голом лесу, собирают братцев маслят и сестриц сыроежек, в кузовки кладут. Неужели так и пропасть Опёнку ни за что, ни про что?
Совсем холодно стало в лесу. Мутные тучи надвинулись, потемнело кругом, с неба снежная крупа сыпаться начала. И от этой снежной крупы сошли братцы маслята и сестрицы сыроежки. Ни одного картузика не виднеется, ни один платочек не мелькнёт.
На непокрытую голову Опёнка крупа тоже сыплется, застревает в кудрях. Но хитрый Опёнок и тут не сплошал: взял да и прыгнул в берёзовое дупло. Сидит под надёжной крышей, потихоньку выглядывает: не идут ли грибники?
А грибники тут как тут. Бредут по лесу с пустыми кузовками, ни одного грибка не могут найти.
Увидели Опенка да так-то обрадовались:
— Ах ты, милый! — говорят. — Ах ты, храбрый! Ни дождей, ни снега не побоялся, нас дожидался. Спасибо тебе, что в самое ненастное время помог!
И низко-низко поклонились Опёнку.
Студёно в лесу, звери готовятся летние одёжки менять на зимние.
А молоденькому Зайчишке это в диковинку. Он ещё только первую зиму встречает… И страсть как не терпится Зайчишке в обнове пощеголять. Не стал ждать, пока вся одёжка готова будет, взял и надел новые штаны.
— Эх ма, — говорит, — пройдусь окрест, покрасуюсь!
А штаны и впрямь хороши. Белые, как первый снежок, пушистые, тёплые! Идёт Заяц, и новые его штаны далеко-о видать, словно кто-то платочком машет.
Радуется Заяц:
— Пусть все видят, пусть все завидуют!
Ну, и конечно — увидели.
Только Зайчишка на поляну вышел, — Сова с дерева заметила. Кинулась вниз, когти нацелила, — вот-вот сгребёт! Еле увернулся Заяц, без памяти стреканул в кусты — да под ёлку, да под берёзку…
В берёзник выскочил — Лисица издалека приметила. Погналась со всех лап, от радости даже тявкает на бегу… Едва-едва упредил её Заяц, битый час кружил, пока не отстала Лисица.
На опушку леса вылетел — а тут нате вам: шагает к нему Охотничек с ружьецом. Вот сейчас, вот сейчас на мушку возьмёт!
Эх, кабы скинуть белые штаны!
Да не выскочишь из них.
Забился Зайчишка в самую глухую чащобу, схоронился в кустах за кочкой. Лежит — дрожит: как бы не заметил кто ненароком.
Понял теперь, что не для одной красоты белые штаны даются.
— Собралась я из рябины варенье варить, а кто-то самые крупные кисточки ощипал!
— Это дрозды прилетали.
— Собралась я варенье из рябины варить, а кто-то и средние кисточки ощипал, одни плохонькие оставил!
— Это щуры гостили.
— Собралась я варенье варить из рябины, а кто-то даже последочки ощипал. Ни ягодки не оставил!
— Это свиристели.
— Ишь сколько охотников до моей рябины! Друг за дружкой летят, без спросу едят и хозяйке не кланяются!
— Все звери от холода в норы попрятались, все птицы от голода чуть живы сидят. Одна ты, Ворона, во всё горло раскаркалась!
— А может, мне хуже всех?! Может, это я «карраул» кричу!
Растёт Камыш на озере. Кланяется от ветра. Качает метёлками.
— Метёлки, метёлки, вы что подметаете?
— Воду.
— Во-о-оду? Зачем же подметать воду?!
— Мусорная стала за лето. И трава на ней, и листья грязные, и тина зелёная, и ряска. А подметём — станет вода, как зеркальце!
— Да зачем нужна вода, как зеркальце?
— Пусть осеннее Солнышко в неё поглядится. Пускай птицы перед отлётом на себя поглядят. Да и мы, метёлки, наглядимся вволю, налюбуемся сами собой!
— Батюшки мои, пожар!! Батюшки мои, горим!.. Откуда-то дым страшный валит!
— Вона, из грибов. Только и всего.
— Ай, и верно! Из грибов-пузырей дым повалил! Это что же творится-то, милые мои?!
— А ничего. Лось проскакал. Грибы-дождевики растоптал.
— Дак почему ж они дымятся-то?!
— Тьфу ты! Да потому, что спелые! Это не дым валит, это споры грибные, семена грибные, по ветру летят!
— Ну, тогда вали, дым, гуще, грибов будет пуще!
— Ну-ка, Лось, почеши мне бок! Покрепче!
— Шух-шух… Ну, как?
— Слабо. Ты покрепче давай.
— Шух-шух!.. Ну, как?
— Говорю, покрепче.
— Шух!! Шух!! Шух!!. Ф-ф-у, неужто слабо?