Через город и до северной окраины Бейтлехема Йорам и Гиора ехали вслед За джипом с армейским патрулем. Они не могли рассмотреть водителя и солдата рядом с ним. Но третий, сидевший сзади, был явно резервистом. Во всем его облике угадывалась усталость и неудовольствие. Друзья забыли о транспаранте и не связывали неудовольствие солдата с взглядами, которые время от времени он бросал на этот плакат. – Понимаешь, Йорам, я нашёл пробой в том, что наболтал этот молодой поселенец об арабах. Давида–то они, доктора этого, любят.
– Да. Но у Давида тоже почему–то пистолет.
– Что я могу тебе сказать? Поселенцы ведь с арабами в постоянном контакте. Как мы можем спорить с ними? Это же не Ави, у которого нет информации больше, чем у нас. А ведь Ави именно попросил нас взять пистолеты.
Они миновали Гило и приблизились к центру Иерусалима. До начала митинга оставалось чуть больше двадцати минут.
– Послушай, Гиора, говорят, Хаим Тополь очень хорош в идущем сейчас фильме.
– Да, я слышал.
– Как ты смотришь на то, чтобы сейчас пойти в кино? Дома все некогда, а мы уже все равно приехали.
– Сейчас?
– Ага.
– С удовольствием.
– Остановись на минуту.
– Йорам убрал транспарант, согнул картон вдвое, не без усилий согнул еще вдвое и вышел из автомобиля. Взглядом поискал мусорный ящик. Не найдя, швырнул картон к каменной ограде палисадника.
Девочка лет двенадцати, даже внешне похожая на его Орит, неодобрительно посмотрела на картон, на него и спросила:
– Ты еще не включился в движение за чистую землю Израиля?
Йорам улыбнулся, подобрал картон, погладил девочку по голове и сел на сидение. Гиора хохотал, смахивая с носа слезы. Йорам посмотрел на него и тоже рассмеялся. Автомобиль трясся, как на кочках.
– Расскажем Аврааму? – Спросил Гиора.
– Это был не теоретический спор с Авраамом. Нам преподали предметный урок. А как быть с нашими единомышленниками? Идём пока в кино. Посмотрим.
Забытый день
Это же надо! Забыть, какой сегодня день! Нет, какой день недели, я не забыл. Не забыл даже, что сегодня ровно неделя моей работы в больнице, чтобы убедить всех, кого надо убедить в том, что мой врачебный диплом не куплен, а получен на законных основаниях, и эти законные основания позволяют мне получить диплом израильского специалиста. Диплом израильского врача я уже получил. Специалист, мумхе. Это не просто определение профессии. Это звание, положение на врачебной лестнице, как, например, в Советском Союзе ортопед высшей категории, кандидат или доктор медицинских наук.
А ещё, хотя было всего семь часов утра, солнце жарило немилосердно, и по этому солнцепеку мне предстояло прошагать пять километров от моего дома до больницы, в которой сегодня я впервые в Израиле оперирую. Шутка ли! Даже подумывал, не поехать ли автобусом в честь этого праздника. Но моих капиталов на такую роскошь не хватало.
Перечитал последнюю фразу и улыбнулся. От своего дома. Не было у меня ещё своего дома. И своего угла тоже не было. Друзья на три месяца, пока я буду работать в этой больнице, сняли для меня комнату у семьи, на время уехавшей заграницу. В квартире была открыта только одна комната, ванная и туалет. А что ещё нужно мне одному? Только переночевать. Жена ещё в центре абсорбции под Иерусалимом. Сын — в аспирантском общежитие института Вайцмана в Реховоте. Квартира эта располагалась на последнем этаже четырёхэтажного дома. Лифта в доме нет. Однажды, когда мы с моим другом Мотей поднялись ко мне, Мотя, слегка задыхаясь, мрачно произнёс: «Это же надо умудриться жить на пятом этаже четырёхэтажного дома». Но какое всё это имело значение? Ведь я сегодня уже оперирую! В Израиле!
И всё же, дорога не обошлась без горчинки. То ли солнце мне её подкинуло, то ли инвалидность, затрудняющая такие моционы. Хорошо хоть, палка моя не погружалась в асфальт, как при такой температуре в Киеве и в Москве. Ассистентом на операцию заведующий отделением профессор Комфорти назначил Хаима, лучшего в отделении ортопеда. В течениe недели у меня уже была возможность убедиться в том, что Хаим сильнее заместителя заведующего. Мог ведь назначить рядового ординатора. Значит, несмотря на просто братское отношение ко мне, у боса были какие-то сомнения? Обидно. А впрочем, вероятно и я поступил бы так же. Ведь бос знает только мои опубликованные работы. Он же не видел, как я оперирую. Мало ли что может случиться во время операции. А вся ответственность на нём.