Погода была великолепная. Воздух был чистый и свежий, солнце светило ярко и славно согревало. Стоял уже ноябрь месяц. Дорога была отличная: негрязная, но мягкая от сырости. Далеко видно было, как она змейкой вьется по полю и блестит на солнце!...
Охота вытянулась по дороге и тихо, в порядке, подвигалась вперед. Мы скоро догнали гончих. Они были привязаны одна к другой "смычками" [смычок -- короткая цепочка, которой гончие пристегиваются друг к дружке за ошейники попарно] и бежали рысцой за человеком, который шел впереди с длинным арапником.
Так ехали мы часа полтора. Наконец, показался в дали "Кленовый".
Не доезжая леса, охота остановилась.
Все слезли с лошадей и стали обсуждать, где кому становиться, откуда дует ветер, и о какой стороны нужно запускать гончих. К охотникам подошел старый овчар и долго что-то говорил им. Он размахивал руками и часто показывал на лес. Все слушали его внимательно.
Вот опять все сели на лошадей и поехали за старым овчаром. Гончих собак отправили куда-то в сторону.
Подъехав к самому лесу, охотники еще поговорили между собою вполголоса и стали разъезжаться в разные стороны.
Отец подъехал к нашей линейке и потихоньку толковал кучеру Гавриле, где должно ему остановиться.
Потом отец сказал нам:
-- Ну, мальчики, если хотите видеть охоту близко, то идите за мной. Я поставлю вас около себя!
-- Хотим, папочка! Мерси! -- заговорили мы с братом и спрыгнули с линейки.
-- Только не кричите и не разговаривайте! -- сказал отец.-- A то волки услышат, и тогда вое пропало!
Мы обещали, что будем вести себя тихо. Отец тронул лошадь и шагом поехал вдоль леса по опушке. Впереди, молча, шел старый овчар с длинной палкой. Он взялся указать место, где должен был стать отец. Мы с братом рысцой бежали сзади отцовской лошади; она шла очень скоро, и мы боялись, как бы нам не отстать.
III.
Старик овчар шел долго по опушке леса и, наконец, остановился. Он внимательно осмотрел местность и потом сказал потихоньку:
-- Извольте, ваша честь, стать под этим дубом! Здесь самый волчий лаз. Старая волчица беспременно сюда пойдет! Как спустите собак, так зверь пойдет налево, в поле; направо податься ему некуда! Там сейчас Гаврило с линейкой стоит!
Сказав это, старик куда-то исчез...
Отец на коне углубился под ветви большого старого дуба и остановился. Нам он приказал стать с боку, у самого дерева и не шевелиться.
Мы стояли спиной к большому "Кленовому" лесу. Перед нами была поляна, а за нею опят молодой лесок, куда запускали теперь гончих.
Этого леска нам за бугром не было видно. Бугор мешал и зверю видеть нас издали, если бы он захотел перебежать через поляну из рощи в большой лес.
Лошадь отца стояла как вкопанная и только поводила ушами. Собаки сначала возились, а потом тоже притихли. Казалось, они вовсе и не думали о волках. Рыжая Касатка сидела у ног Сережки и задумчиво глядела в землю. Налет улегся на траве и, моргая глазами, выбирал из своего пушистого хвоста репейники. Отец держал обеих собак на длинной ременной своре.
В лесу было тихо, тихо! В глубине его было совсем темно. Старые, толстые деревья толпились в молчании и протягивали друг к другу голые ветви, точно хотели взяться все вместе за руки. Листьев на деревьях уже почти совсем но было. Только кое-где виднелись они на веточках, повисшие, как мокрые тряпочки. Казалось, лес умер, и из темной глубины его пахло могильной сыростью.
Мне стало как-то жутко от этой страшной лесной тишины. Я подумал о том, что лучше бы остаться на линейке, где мама, сестры и гувернантка Амалия Иванова...
Вдруг мы услышали, что в роще, за бугром, взвизгнула и часто залаяла собака. Она лаяла громко и как-то испуганно. Слышно было, что она гонит, потому что голос ее раздавался то здесь, то там. Налет и Касатка вскочили на ноги и стали прислушиваться.
-- Лютра подняла волка, стойте смирно! -- сказал потихоньку отец.
Мы с братом взялись за руки и, затаив дыхание, прислушивались к голосу собаки. Скоро к Лютре, одна за другой, присоединились все гончие. Стая неслась по лесу с ужасным лаем и визгом. Где то далеко в лесу раздался выстрел. Охота началась!
IV.
Отец подобрал поводья и выбрал покороче свору. Он пристально глядел вперед через поляну и не шевелился. Сережка стоял смирно и внимательно слушал гон. Собаки, приподняв уши, замерли в ожидании. У меня сильно билось сердце и от страха дрожали коленки.
Прошло несколько минут.
Вдруг Сережка забеспокоился. Он стал храпеть и переминаться о ноги на ногу.
Отец пригнулся на седле, приподнял арап ник и, глядя вперед себя, вполголоса крикнул собакам:
-- У-лю-лю его!
Собаки рванулись и понеслись вперед лошади. Отец поскакал за ними и сейчас же скрылся за бугром...
Мы с братом остались одни под дубом.
Нам не видно было, кого травил отец, потому что бугор мешал нам видеть зверя. Отец с лошади увидел его раньше нас и поскакал навстречу. Однако, мы знали наверное, что это был волк, потому что отец крикнул собакам: "у-лю-лю его"! Так кричат охотники только тогда, когда травят волка.
Мы стояли, держась крепко за руки; и не знали, что нам теперь делать?! С поля неслись людские крики, слышался визг собак; там происходила какая-то свалка. Гончие все продолжали гонят и всей стаей носились по лесу.
А сзади нас стоял все тот же молчаливый, таинственный "Кленовый" лес. Я боялся туда оборачиваться... Там было темно! Мне все казалось, что вот-вот из темноты выскочит волк и бросится на нас.
-- Пойдем искать линейку! -- оказал я брату.
-- Пойдем, пожалуй! -- отвечал он.
Я заметил, что брат тоже боялся.
Мы вышли из-под дерева и стали подниматься на бугор, чтобы осмотреться. Старый овчар сказал, ведь, что Гаврило будет стоят недалеко отсюда!
Скользя по густой траве, мы уже почти поднялись на бугорок, как вдруг перед нами замелькала какая-то тень...
Мороз подрал меня но коже!
Прямо на нас, из рощи, бежал через поляну огромный серый зверь... Мы так и попятились перед ним.
-- Волк! -- шепнул мне брат в ужасе.
Мы оба остановились и глядели на зверя, вытаращив глаза.
Волк бежал не торопясь, рысцой, поджав толстый хвост, и не видел нас. Он прислушивался к крикам, которые доносились с поля, и все оборачивал в ту сторону свою тяжелую голову. Вот он приостановился, поднялся на дыбы и, свесив передние лапы, поглядел туда, где травили. Боже, какой он был большой и страшный! Голова огромная, морда острая, шея толстая, неповоротливая!
Брат опомнился первый.
Он замахал на волка руками и закричал во все горло:
-- У-лю-лю его!
Тогда и я закричал еще громче, чем брат:
-- У-лю-лю его!
И я тоже замахал на страшного зверя своим деревянным ружьецом!
Волк услышал наш крик, оглянулся, сверкнул на нас глазами и бросился мимо, в темноту большого леса.
А мы уже во все лопатки бежали через поляну в ту сторону, где думали найти линейку, и кричали:
-- Гаврило!.. Сюда! Волк! Волк!
V.
Мы бежали так скоро, как только могли. Меня совсем обуял страх! Мне чудилось, что со всех сторон выскакивают из лесу волки и догоняют нас. Я чувствовал, что вот, вот упаду от страха и усталости!
Вдруг мы увидели, что к нам навстречу идет старый овчар. Мы бросились к нему.
-- Дедушка! Волк! Волк! -- закричали мы ему и, подбежав, крепко схватились за его тулуп.
Старый овчар смеялся и старался нас успокоить. Он был все время недалеко за кустами и видел, как на нас вышел волк и как мы бросились от него бежать.