На пристани было такое же столпотворение, как и на стоянке, но больше порядка и меньше суматохи. Буксиры нефтяной компании подвозили партию трупов, солдаты их разгружали, санитары опрыскивали бальзамирующей жидкостью, чтобы приостановить разложение, другие солдаты грузили трупы на грузовики, и грузовики отъезжали.
— Их хранят в школьном спортзале, — сообщил Дуглас Ливайну, — и со всех сторон обкладывают льдом. Куча времени уходит на опознание. То ли из-за того, что лица испоганены водой, то ли еще из-за чего.
В воздухе стоял запах тления, похожий, как показалось Ливайну, на запах вермута, если его пить всю ночь. Солдаты работали несуетливо и споро, как рабочие на конвейере. Время от времени кто-нибудь из грузчиков отворачивался в сторону, и его рвало, но работа не прекращалась ни на секунду. Ливайн и Дуглас, сидя в джипе, наблюдали за происходящим, а небо становилось все темнее, утрачивая свет невидимого за тучами солнца. К джипу подошел пожилой старший сержант, и они какое-то время поговорили.
— Я был в Корее, — сказал сержант, увидев, как один из трупов развалился на части при перегрузке, — и могу понять, когда люди стреляют друг в друга, но это… — Он покачал головой. — Господи.
Вокруг ходили офицеры, но никто не обращал внимания на Ливайна и Дугласа. Действия выполнялись механически и эффективно, но присутствовало в этом процессе и некое неформальное начало: почти все были без головных уборов, майор или полковник мог запросто остановиться и перекинуться парой слов с санитаром.
— Как в бою, — сказал сержант. — Никаких формальностей. Да и кому они, к черту, нужны.
Ливайн и Дуглас пробыли у причала до половины шестого и поехали обратно.
— Здесь где-нибудь есть душ? — спросил Ливайн. — Или нет?
Дуглас ухмыльнулся.
— Один мой кореш вчера мылся в женском клубе, — сказал он, — Ближе вряд ли что-нибудь найдешь.
Когда они вернулись к грузовикам, Ливайн заглянул к Пикнику.
— Иди прогуляйся, — сказал Ливайн. — Если где-нибудь найдешь душ, сообщи мне.
— Черт, а ты прав, — сказал Пикник. — Как-никак июль месяц.
Ливайн занял его место у РЛС-10 и какое-то время слушал эфир; там ничего особенного не происходило. Через полчаса Пикник вернулся.
— Ну и дела, — сообщил он, — Риццо самолично слушает эфир. Хочет остаться в армии. Можно не горбатиться. Так что, если хочешь, иди в душ. Пройдешь примерно квартал, и за церковью будет общага. Ты ее сразу увидишь, там у входа полно народу.
— Спасибо, — сказал Ливайн. — Я скоро. Потом сходим выпить пива.
Он достал из вещмешка смену белья и чистую робу, взял бритвенный прибор и вышел в теплую плотную мглу. Вертолеты по-прежнему приземлялись и взлетали, сверкая носовыми и хвостовыми огнями, похожие на космические аппараты в фантастическом фильме. Ливайн нашел общежитие, отыскал там душ, помылся, побрился и переоделся. Вернувшись, он застал Пикника за чтением «Болотной девки». Они отправились прогуляться и нашли еще один бар, более шумный, где по случаю пятницы толпился народ. Там они заметили Бакстера, который пудрил мозги какой-то девушке, чей парень был уже слишком пьян, чтобы полезть в драку.
— Бог ты мой, — сказал Ливайн.
Пикник посмотрел на него.
— Не хочу нудеть, как Риццо, — сказал он, — но все-таки что с тобой, Натан? Где тот прежний сержант Билко[19], которого мы знали и любили? Неужели тебя допекла тоска по прошлому? Или у тебя очередной интеллектуальный кризис?
Ливайн пожал плечами.
— Да нет, пожалуй, все дело в моем животе, — ответил он. — Я столько времени холил и лелеял свое пузо, а теперь насмотрелся на трупы, и меня с души воротит.
— Должно быть, паршиво? — предположил Пикник.
— Да, — согласился Ливайн. — Давай поговорим о чем-нибудь другом.
Они сели за столик и принялись глазеть на студентов, стараясь воспринимать их веселье как нечто необычное и чуждое. Блондинка, которая утром назвала себя Ромашкой, подошла к ним и сказала:
— Угадай цитату.
— Я знаю игру получше, — сказал Ливайн.
— Ха-ха, — хохотнула блондинка и подсела к ним. — Мой парень заболел, — объяснила она, — и пошел домой.
— Туда ему и дорога, — сказал Пикник.
— Уработались? — спросила Ромашка, лучезарно улыбаясь.
Ливайн откинулся на спинку стула и беззаботно положил руку ей на плечо.
— Я работаю, только когда игра стоит свеч, — сказал Ливайн, глядя на нее, и какое-то время они пытались пересмотреть друг друга, и наконец он, торжествующе улыбнувшись, добавил: — Или когда до чего-то рукой подать.
19