— Перпендикуляр. — сказал я, уже почти полностью окутанный зеленоватым туманом.
И сквозь этот туман я увидел, как лицо моего собеседника осветилось неподдельным счастьем. Настоящим, искренним счастьем. Таким, ради которого и живут все они, все вы и все мы. Его лицо уже не было мужественным. Оно было в полной гармонии, и я улыбнулся ему.
А потом ушел.
Муха
Он уже и не помнил, когда эта назойливая тварь появилась в его жизни. Наверное, это было давно, очень давно. С того времени он много раз пытался выгнать ее из квартиры, вешал липучку над кроватью, ставил рядом купленую на рынке мухобойку, разбрызгивал по комнате всевозможные новомодные препараты — бесполезно. Ничего не помогало.
В какой-то мере он даже привык к ней.
Каждое утро (кроме выходных) ровно в семь утра муха садилась на какой-нибудь обнаженный участок его тела и начинала бродить по нему, вызывая слабое раздражение. Он еще спал, а раздражение медленно, но верно выталкивало его из сна. Он хлопал по тому месту рукой, а муха взлетала, чтобы через несколько секунд снова приземлиться там же или на какой-нибудь новой локации.
Через несколько таких повторов сон обрывался полностью, а муха со своими приземлениями превращалась в жесточайший нервоз. Он готов был не просто убить ее, он готов был разорвать ее на куски, раздавить, сжечь — но поймать ее было невозможно.
Это продолжалось ровно десять минут — до того момента, как на тумбочке рядом с кроватью не звенел будильник, поставленный на десять минут восьмого. Тогда он вставал с кровати, уже полностью проснувшийся и сильно раздраженный, а муха… а муха неожиданным образом куда-то исчезала в тот момент, когда его ноги касались пола.
Если же он не вставал — нервоз перерастал в ад.
Когда-то давно, до появления мухи, у него точно так же в это время звенел будильник и частенько он, протягивая руку, вырубал трезвонящую мерзость и закрывал глаза, чтобы «просто полежать еще несколько минуток…». Несколько минуток легко могли превратиться в час и более — и как следствие, опоздание на работу и выговор от начальства.
Потом появилась муха, опозданий не стало… начался нервоз.
Поражала ее точность — она начинала действовать ровно в семь часов и ни минутой раньше или позже. Поражала ее живучесть — ее невозможно было изловить или убить. Поражала ее целеустремленность — она не успокаивалась, пока он не вставал с постели.
Каждый день.
Кроме ввыходных.
Он работал кладовщиком на оптовом складе. Две восьмидесятикубовые камеры, температура минус двадцать, ватник даже летом, тонны куриных окорочков и одни и те же лица постоянных покупателей в течении пяти или шести лет.
Все эти годы слились в одно большое жирное и черное пятно в его биографии. Каждый день одно и то же. А теперь еще и муха.
Уйти он хотел давно — только не знал, куда идти. Надо было искать новую работу, пытаться что-то делать… но не уходил, все никак не мог решиться.
И снова день начинался с назойливой мухи, которой он уже про себя дал прозвище «Жужжащая сука». Потом будильник, потом ватник, холодильник и стопки накладных… День заканчивался, он возвращался домой, уставший вырубался спать, чтобы на следующее утро проснуться от ползающей по нему мухи.
Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.
Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.
Муха, будильник, холодильник, ватник, накладные, окорочка.
Все решилось за несколько минут. Сидя за столиком перед холодильной камерой и тупо рассматривая узор из трещин на потолке, он вдруг понял, что само по себе ничего не изменится и если сейчас он ничего не сделает, в течении оставшихся лет он так и будет рассматривать эти трещины, пока не сойдет с ума или не состарится.
Через восемь минут он объявил шефу, что уходит. И положил ему на стол заявление с одним предложением «Прошу уволить по собственному желанию».
Начальник удивился. Поинтересовался причиной столь спешного ухода, ничего не понял из объяснений, но пожелал удачи и пообещал к завтрашнему дню уладить все формальности с документами. Кажется, шеф не ожидал от него такого.
Вечером шеф позвонил ему, чтобы узнать, не передумал ли он.
Нет, не передумал, ответил он и наотрез отказался продолжать работу даже при условии повышения зарплаты.
За ужином он выпил сто пятьдесят грамм водки, чего раньше в будний день не мог себе позволить.
И лег спать.
Утром он проснулся без одной минуты семь. Сам.
Подумал, мол, зачем, если сегодня можно выспаться, потом закрыл глаза…