У «Дома пропаганды» вяло бродили остатки толпы; идейный митинг о вреде пропагандистов давно закончился.
Таксисты терпеливо стоящие в очереди за пассажирами, увидев яйцеголового «зайца», который шёл им навстречу, разъехались кто куда. Эрик в отместку помахал им ручкой. Правда, один таксист, возможно, новенький остался стоять, как ни в чём не бывало.
С неба начала срываться изморось; постепенно капли увеличивались. Эрик, принципиально игнорировавший зонт, сел в такси.
— Куда поедем? — спросил таксист.
Эрик промолчал.
— Чтобы вы вспомнили, я повезу вас самой длинной дорогой. — Таксист усмехнулся. — Ну что вспомнили?
Чтобы привлечь внимание Эрик высунул язык.
— Вы гонщик? — присмотревшись к языку, таксист перевёл взгляд на очки.
— После дождичка в четверг… — съехидничал Эрик.
— В этот день всегда собираются бешеные гонщики. Я сам когда–то гонял в дождь…
Несмотря на языковой барьер, так как Эрик заглушил себя берушами, таксист и пассажир недурственно беседовали.
— Гоните назад! — вдруг заканючил Эрик.
— Вот те раз. Ничего не заплатил, а просит чего–то, куда–то гнать… да ещё в зад…
— Мой вестибулярный аппарат не переносит езды прямо. — Эрик сглотнул слюну. — Я могу вам наблевать…
— А–а–а, мне плевать. Только за езду через жопу, уж извините, у меня двойная такса.
— Собака… вы… — подытожил трусливый пассажир.
Таксист, совсем не думая, так как обсчитывал странного клиента, врубил задний ход, и машина помчалась задом наперёд.
От ускорения в голове Эрика стали всплывать вчерашние мысли, в основном пустяковые, правда, на одну мысль он всё же обратил внимание.
«Деньги. В доме кончилась наличность».
Достав конверт, Эрик пересчитал деньги. Таксист, смотрящий за пассажиром, естественно, через зеркало заднего вида, остался доволен суммой.
— Я вспомнил! — вдруг крикнул Эрик.
— Что? — переспросил таксист.
— Мне нужно домой.
— К сожалению тупик. — Таксист остановил машину. — Проезд закрыт. Выходим.
— Куда?!
— Сюда!
— Я не хочу!
Дождь придавил сумерки к земле, которая обезображенная ручьями, будто порезами, упиралась в кривую стену. Трущобы походили на застывшую зловонную жижу, из которой окна глядели открытыми язвами. Монотонный гул сточных труб пробирал до самого мозжечка.
Эрик испуганно огляделся.
К такси подошли грузные фигуры; в заинтересованных лицах, угадывалась жажда лёгкой наживы.
— Отдайте им деньги! — крикнул таксист. — И они вас отпустят.
— Это невозможно! — Эрик пытался сопротивляться. — Нет!!
Открылась дверь, и Эрика схватили за грудки.
— Жизнь или кошелёк?! — кто–то грубо потребовал. — Ну!
— Сейчас, сейчас, минутку! — таксист запустил руку Эрику за пазуху. Тот от щекотки хихикнул. — Вот, возьмите! — таксист протянул конверт в темноту. — Здесь вся сумма, не волнуйтесь, он только что при мне пересчитал.
Уходящие грабители обменялись глупым смехом.
Смотря в одну точку, Эрик сидел опустошённый. Ужас, от которого минуту назад кровь в жилах стыла, давно сменился банальной обидой. Он сидел здесь один: лысый, глухой, в глупых очках, словно марионетка, который был привязан к страшным мыслям и кто–то, постоянно дёргая, мог взять его на испуг.
«Странно, — думал Эрик. — Что может быть страшнее смерти? Да, ничего. А я пока живу! Поэтому мне нечего больше бояться».
Возможно, ограбление было последней каплей переполнивший сосуд страха, который Эрик, естественно, собирался выбросить в утиль.
— Эй, уважаемый! — таксист теребил его за руку. — Я должен покаяться…
Эрик снял очки, затем вынул беруши. В черепную коробку устремилась стая звуков.
— Что?
— Поймите, я верующий, поэтому должен покаяться. — Лицо таксиста просветлело. — Вы меня простите, но я с ними заодно.
— С кем?
— Ну–у–у, с грабителями. У меня трое детей, а эти коблы платят только три процента с пассажира. Сумма ведь небольшая, поэтому вы должны меня простить.
Эрик вылез из машины.
— Куда же вы?!
Таксист бросился вдогонку.
Эрик с разворота врезал верующему в челюсть.
— Фу–у–у, спасибо. Но этого мало, дайте ещё, до кровей… — упрашивал таксист.
Эрик ударил наотмашь.
— Ух ты, как хорошо! — картинно падая, выдохнул таксист.
Дождь кончился. Правда, редкие капли продолжали срываться, словно на небесах поленились до конца закрутить кран: то ли от лени, то ли в небесной канцелярии переключились на другие неотложные дела.