- Даже и не знаю, как вашей милости благодарить, - сказал Ян.
- А и не надо. Ты тоже кое-что сделаешь для меня.
- Что?
- Подпишешь.
Незнакомец вытащил откуда-то из-за пазухи толстый, свернутый в рулон пергамент и положил его на столе. Куницкий взял его в руку и чуть не вскрикнул, потому что свиток был горячий, палил, словно раскаленное железо. Ян прочитал его, но ничего не мог понять.
- Что это такое?
- Обязательство. Я помогу тебе, но ты, взамен, дашь мне кое-что свое.
- Что именно?
- Свою душу!
- Господи Иисусе! – испуганно воскликнул Куницкий. Он отодвинулся и бросил перегамент на стол. – Ты кто такой?! – тревожно выдавил он из себя.
- Я – Борута22 из Ленчицы герба Новина,- ответил тот, поднимаясь.
Он стоял, держа руки в бока, будто воевода, и глядел на Куницкого сверху, но без презрения. В своей гордыне и величии он выглядел так, как не представил бы себя никто из польских магнатов. Куницкий чувствовал, что даже наиболее гордый из Радзивиллов мог бы поучиться величию от этого шляхтича.
- Никогда я этого не подпишу! – воскликнул Ян. – Во имя Отца и Сына – уйди!
- Меня зовут Борутой, - медленно произнес тот, - но я шляхтич, точно так же, как и ты, пан-брат. И я обращаюсь к тебе, как шляхтич. Прими от меня помощь.
- Я предпочту, чтобы меня похолопили, чем быть навеки пропащим!
- Но, прежде чем ты познаешь спасение, пройдешь через преисподнюю. Нет, даже не ты. Тебя староста просто повесит. А вот твоя жена будет страдать как невольница и рожать незаконнорожденных детей Стадницкому…
- Оборонюсь! Бог мне в этом поможет!
- Перед Стадницким не оборонишься. А Бог… Он даст тебе только надежду. Старосту же осудит только после смерти, но не вмешается, когда то будет насиловать твою жизнь. Он, - Борута усмехнулся в ус, - он никогда не вмешивается. Сотворил вас, осудил на смерть, но оставил одних, без надежды. Обдумай это. Подумай хотя бы о своей жене. Как же она будет страдать. Пожертвуй собой мне во имя собственной любви.
Куницкий замер. Перед его глазами встала фигура Анны. Он и сам не понял, когда опустился на колени и оперся лбом о столик.
- Убью и Анну, и себя.
- И никогда уже ее не увидишь. Самоубийство – это смертный грех.
Куницкий молчал, не зная, что сказать.
- А я ведь вовсе не чужой человек, - сказал Борута. – Я – польский шляхтич. И поверь мне, мил'с'дарь, обращаюсь к тебе как приятель. Спасайся. Стань моим клиентом. Ты был слугой Бога, но то не пришел к тебе на помощь. А я другой. Даю тебе nobile verbum23, что не допущу, чтобы с тобой случилось сто-то злое. Подпиши, - прошептал он и втиснул в ладонь Яна маленькое железное стило…
Куницкий не знал, что с ним творится. В голове он чувствовал совершенное замешательство и полнейшую пустоту. Это ради нее, ради нее, - беззвучно шептал он, - она ведь такая невинная… Я обязан ее спасать. Ян уколол себя в плечо. Кровь стекла, медленно заполнила стило. Он поднес его к листу пергамента и замер.
- Нет! – выкрикнул Куницкий. – Не сделаю я этого! Я не верю тебе!
- Хорошо, - спокойно ответил на это Борута. – Так что погибай. Только не надейся, что кто-то тебе поможет. Ты остался один. Все твои знакомые отдались на мои услуги. Ты же видел мои отметины на их руках. Твой самый лучший приятель – мой человек. Остался один ты. В одиночку против старосты и всех остальных. Чего ты желаешь защищать? Собственную совесть. Да, она пригодится, когда ты будешь болтаться на виселице, а Стадницкий доберется до твоей жены!
- О Боже! - тихо прошептал шляхтич. – Выходит, те знаки, те клейма – это твой герб? Не может быть! Это как же, все продали тебе души?
- Все. Ты – последний. Подпиши это. Тебе уже нечего терять. И так ведь погибнешь. Ведь староста прикажет тебя повесить.
- У меня имеется еще кое-что, - тихо заявил Куницкий, - моя гордость и честь. Я не банита. Не отдам я тебе душу, но не думай, что это от страха. Я не трус. А ты иди прочь!
- Хорошо, - сказал тот.
Он вытянул руку в сторону Яна, и вдруг весь мир вокруг Куницкого исчез, словно лопнувший мыльный пузырь.
Когда он пришел в себя, то обнаружил себя лежащим в алькове. Похоже, что во время сна он упал, потому что тело болело так, словно бы его всего поколотили палками. В голове еще были воспоминания недавнего сна, а может и реальности. То, что он видел, было уж слишком реальным для сонных кошмаров.
Он глянул на свою руку и убедился в том, что перстень с гербом Новина, который вчера вечером вынул из-за пояса, исчез. Искать он его не стал. Вышел из алькова, быстро разбудил челядь. Сам при этом чувствовал себя потрясенным и не собранным. Поглядев в зеркало, понял, что его лицо стало белым, будто мел.