- Ну, думаю же, что не другой Лащ13 или Стадницкий.
- Стадницкий… Это мил'с'дарь прямо в цель попал. Потому что, он и есть Стадницкий. Сын старого Ланцутского Дьявола14. Того самого, которому слуги лежайского старосты более двадцати лет назад голову отрубили.
- То есть как это? – Куницкий внимательно поглядел на собеседника, - один из Дьяволят? Не может быть…
- А оно так…
Снаружи вновь полил дождь. Куницкий четко слышал, как холодные капли шумят на гнилой крыше. Его охватили недобрые мысли. Если на Брацлавщине устроился сын старого Станислава Стадницкого, это могло обещать только неприятности. Стадницкого, зыгвульского старосту, небез причины называли Дьяволом. Никогда он никого не боялся, ну а к закону вообще никакого уважения не имел. Хотя и проживал он довольно далеко отсюда, в русском воеводстве, даже здесь, на Украине, под Брацлавом повсюду помнили его кровавые расправы, насилия, беззакония и чуть ли не гражданскую войну с лежайским старостой – Лукашем Опалиньским, завершившуюся бесславной смертью негодяя. Никто уже и вспомнить не мог, сколько инфамий и баниций15 ему было присуждено, поскольку все старались о нем поскорее забыть. От старого Стадницкого остались лишь людские слезы, память о закопанных где-то в горах сокровищах и… его собственные сыновья, которых не без причины называли Дьяволятами… И вот теперь один из них устроился в округе.
- Быть может, тебя, мил'с'дарь, он оставит в покое, - сказал Остржицкий. – Что ни говори, а воин ты опытный. Извини, что я в тебя стрелял. Думал, что это кто-то из казаков моцицкого старосты. Он мог бы меня здесь искать.
Яцек с беспокойством огляделся. Взгляд его был перепуганный. Когда он так вот беспокойно вертелся, то выглядел как загнанный зверь.
- А чтоб его громом ясным! Ну а протестацию мил'с'дарь на него подавал? Ты же можешь обратиться даже и к Трибуналу в Люблине!
- Прости, Ян, только это уже мое дело… Уж лучше потерять деревню, но сохранить жизнь…
- Да что ты такое говоришь? С ума сошел? Это тебе Украина, а не какое-нибудь Подлясье. Хочешь, соберем казаков и отомстим за все твои обиды. А наши соседи? У знакомых помощи спрашивал?
- Не могу.
- Не можешь… Вижу, что тот Стадницкий по стопам отца пошел. А как его имя?
- Тоже Станислав, как и Дьявол. Он же родной брат Владислава и Зигмунда. Ты ведь прекрасно знаешь, как те кончили… - Остржицкий потянулся к баклаге с водкой. Куницкий заметил на верху его ладони странный знак: полукруглая петля выступом вниз и воткнутый в нее меч. Отметина была черной, словно огнем выжженной. Что-то это ему напомнило. Новина. Герб Новина, выжженный на коже.
- Странно, что ты не желаешь искать справедливости, - буркнул Ян. – Но заставлять я тебя не стану. Быть может, и правда, нет в тебе смелости свое требовать.
- Хватит уже об этом. - Остржицкий отвел руку с баклажкой. – Мне пора ехать. Здоровье вашей милости!
- Ехать? Куда?
- На Буг. Тут оно вроде и безопасно, но все-таки…
- В такую погоду? Ты, мил'с'дарь, умом не тронулся?
- Я правду говорю, и ничто меня не остановит. – Остржицкий поднялся. – Только, мил'с'дарь, никому не говори, что встретился здесь со мной.
- А не было бы лучше, если бы ты поехал со мной?
- Мне бы и хотелось, только не могу. Ну, мил'с'дарь, бывай!
- Так что здесь, собственно, творится?!
Остржицкий направился к двери. Куницкий провел его до самого порога. Пан Яцек быстро оседлал своего коня, затем вскочил в седло и направился прямо перед собой.
- Бывай, мил'с'дарь! – крикнул он. – Завтра утром езжай по этой тропке, пока не выедешь на тракт. И осторожнее!
- Как мне кажется, ты поступаешь очень глупо! – крикнул ему вослед Куницкий.
Тот не ответил, исчез в полумраке. А дождь разошелся не на шутку. Ливень стучал в соломенную крышу хижины. Было почти что темно. Куницкий долго глядел во мак. В конце концов, вернулся в чуть более теплое помещение, подбросил дров в печку и лег поближе к огню. Но уснул только лишь под утро.
Утро следующего дня было туманным. Когда Куницкий отъезжал от старой корчмы, между стволами сосен и елей лениво ползли липкие, сырые испарения. В утренней тишине всадник спустился по узенькой тропке с холма, пока, наконец, не заехал на тракт. А там уже пошел рысью.
Все в его родной округе поменялось к худшему, раз кого-то такого как Остржицкий можно было безнаказанно лишить имущества. Понятное дело, здесь была Украйна, но здесь, в брацлавском повете все знали один другого и, насколько мог вспомнить Куницкий, подобного никогда не бывало. Естественно, и здесь случались ссоры и драки, а шляхта вела споры за луга и леса, но никто и никогда не осмелился бы отобрать у другого пана-брата его наследства. Впрочем, все должны были держаться вместе. Ведь брацлавское воеводство пересекал Черный Тракт, по которому в самое сердце Речи Посполитой хаживало немало турецких чамбулов, а после их прохода оставалась только лишь небо и земля.