- Ага! Вон оно как… - прошептал Куницкий. – Моей жены желаешь. Только я свободный шляхтич. Точно так же и Анна. Ты можешь взять ее силой, но никогда не будешь обладать ее сердцем. Не будешь иметь того, что имел я, и имею каждую ночь.
Он попал в самую цель. На лице Стадницкого проявился гнев. Староста положил ладонь на рукояти сабли.
- Обнажи оружие, мил'с'дарь, - предложил Куницкий. – Закончим с этим как шляхтичи. Выходи против меня здесь же, на углу корчмы. Поглядим, кто победит. Ну, попробуй. Я – солдат старый. Бывал и под Смоленском, и в Инфлянтах16. Ты, в свою очередь, наверняка имел хороших наставников. Посмотрим, кто из нас лучше.
- Не стану я сражаться с кем-то, таким как ты,- с натянутой усмешкой сказал Стадницкий. – За то, что ты сказал, я мог бы приказать отстегать тебя батогами. У тебя четыре дня, чтобы убедить свою жену. И чего это вы, мелкопоместные, уж такие упрямые. Это кто бы в какой-нибудь другой стране видел, что бы некто, столь низкого состояния, как ты, смел прыгать так высоко! Морду в дерьмо, хам! Проси милости на коленях!
Стадницкий отступил за угол корчмы. Куницкий шел за ним. Он бы и догнал противника, но именно в этот момент из-за угла появилось несколько сопровождающих магната.
- Ну, ты уже достаточно наговорился с паном старостой, - сказал один из них, высокий, в татарской мисюрке. Он оглянулся на Стадницкого, как будто бы ожидая приказа, что сделать с Куницким, но тот отвернулся, насупил брови и направился в сторону конюшни, из которой как раз выводили лошадей. Когда он уже уселся в седле, то жестом головы указал на Куницкого одному из своих людей.
- Займись ним, - произнес он. Тот кивнул, а староста ударил коня шпорами. – Ах ты, сучий сын! – процедил он сквозь зубы. - Я еще покажу тебе.
Старая корчма "Под Золотым Драконом", в которую вошел Куницкий, нисколько не изменилась. Этот был та же самый почтенный постоялый двор на тракте из Брацлава в Каменец, деревянный, с потолком из почерневших балок. Близились сумерки, поэтому в помещении царил сумрак. Наружи было холодно – зато здесь тепло, а поскольку в корчме пребывало много гостей, атмосфера сделалась даже вполне себе приятной.
- Да они изменники, сучьи сыны, ослы, а не послы17! – чуть ли не кричал из угла какой-то изрядно выпивший шляхтич, когда Куницкий протискивался через толпу панов-братьев. Его повсюду узнавали и со всех сторон поздравляли. – Чоповое! Чоповое18 наложили! Я понимаю, что шлхта должна платить на армию и с головы, и с пахоты! Но чтоб с горелки, это уже самая настоящая тирания!
- И знаете тогда, мил'с'дари, - говорил другой, подняв к губам кубок с медом, - выскочили мы из корчмы, и за сабли. А те вчетвером прямо на меня. Так я первого, как рубанул по башке, что у него кости наверх и вылезли, второму пузо от фляков19 подчистил, так все остальные ноги в руки и бежать…
Человек, к которому пришел Куницкий, ожидал в самом темном углу, у самого окна. То был могучий мужчина с сожженным солнцем лицом. Куницкий считал его своим самым лучшим приятелем. Он любил этого человека не только за постоянно хорошее настроение, но еще за откровенность и открытость. Марчин Мелециньский еще и страстным любителем прекрасного пола, но того, что он про него говорил, не вынесло бы никакое женское ухо. Возможно, именно поэтому он не женился. Тем не менее, по причине своей красоты он вечно пользовался успехом у прекрасной половины человечества. Это бл человек, не пропускающий ни одной юбки: ни девичьей, ни вдовьей, ни замужней. Не презирал он и селянок – потому-то его деревня была самой населенной в округе.
- О, ты уже тут! – произнес он, увидев Куницкого, и схватился на ноги. – Боже мой, это же сколько времени мы не виделись! Приветствую!
Они крепко обнялись. Мелециньский разлил водку по кружкам.
- За нашу встречу и за твое счастливое возвращение!
Они выпили. Водка была хорошая, гданьская. Уселись.
- Ну, и чего оно слыхать? – спросил пан Марчин. – Москву крепко били?
- Это да, - буркнул Ян. – Только про войну в другой раз поговорим. Видишь ли, у меня сейчас серьезные хлопоты.
- Хлопоты? Наверняка с женщиной. И лучше всего вообще не морочить этим головы. Чочет она или не хочет немного пошалить, но потом камень на шею и в воду, как говорят казаки. Я именно так делаю и не жалуюсь. Никто мне рогов не наставляет. Женщины хороши только для постели.
- Интересно, а той, которую бы по-настоящему полюбил, тоже так сказал бы?
- Ясное дело, что не сказал бы. Я всегда каждой их них говорю так: мил'с'дарыня, ваши грудки словно скачущие серны, личико твое – словно весеннее утро, а мысли твои пронзают меня на вылет будто саблей. Вот это они любят. А особенно: слушать, какие они умные. Быть может, потому, что на самом деле все они дуры.