Первая ночь в гетто это первая ночь в могиле / потом привыкаешь, написал
Суцкевер, тем не менее в его стихах не было ни слова смирения, речь в них шла о
необходимости сопротивляться, чтобы выйти из могилы.
Через два года в гетто Вильны, на рассвете, нацисты отобрали людей, членов
великой человеческой семьи, которые в этот день должны были умереть. Среди
них оказался и Абрам Суцкевер, и ему пришлось рыть яму, в которую рухнет
собственное тело.
Лопаты и мотыги вонзались и вырывали куски земли, размягченной дождями, не
встречая большего сопротивления, чем щебенка, какая-нибудь кость или кусок
корня. Неожиданно, мотыга, которая была в руках у Абрама Суцкевера, рассекла
надвое червя, и поэт с удивлением увидел, что обе его половинки продолжали
двигаться...
... червь разрубленный надвое становится четырьмя / еще один удар и эти четыре
умножаются / и все эти существа созданы моей рукой? / поэтому во мрак моего
сознания возвращается солнце / и надежда наполняет мои руки: / если даже
червячок не сдается удару лопаты / разве ты слабее чем червь?
Абрам Суцкевер пережил тот расстрел. Раненый он упал в яму вместе со своими
мертвыми товарищами, его зарыли и оттуда он продолжил сопротивляться.
Сопротивлялся его рассудок и он был сильнее страха и боли. Сопротивлялся его
ум и он был сильнее ярости. Сопротивлялась его любовь к жизни, и в ней он
нашел необходимую энергию, чтобы выйти из смерти, подпольно жить в гетто и
организовать колонну бойцов, которые под комендованием поэта, начали
вооруженное сопротивление в странах Балтики.
Пережившие холокауст не смогут забыть послания надежды, которые несмотря на
весь окружавший кошмар, Суцкевер рассылал им по гетто Центральной Европы и
даже до самих лагерей смерти. Особенно помнят они одно из них, удивительный
гимн сопротивления, который назывался «Тайный Город». В нем Суцкевер
описывает жизнь десяти человек – еврейский кворум, чтобы вместе молиться, -
которые выжили в полном мраке канализации. У них не было пищи, но один из
них берется за соблюдение кошерной нормы. Они были полураздеты, но другой
берется за проведение одежды в порядок. Одна беременная берется за
организацию игр и воспитания детей. У них нет врача, но один из них дает советы
и утешения. Слепой берется за охрану, ибо мир мрака – его мир. Равин, едва
одетый в священный пергамент берет на себя обязанности сапожника. Молодой
парень становится лидером группы и организует месть. Учитель ведет дневник-
хронику, чтобы сохранить память и поэт берется за то, чтобы его товарищи
помнили, что в мире существует красота.
В 1943 году поэту исполняется тридцать лет и он становится одним из главных
лидеров антинацистского сопротивления. Его известность пересекает границы, и
после нескольких неудавшихся попыток, советский военный самолет пересекает
линию фронта и приземляется во вражеском тылу, чтобы перевезти его в Москву.
Там его ждут Илья Эренбург и Борис Пастернак. Перед еврейским
антифашистским комитетом, он рассказывает о восстаниях в гетто Варшавы и
Вильны и просит трех вещей, которые, может быть, спасут множество жизней –
решения, оружия и солидарности.
Интеллектуалы приглашают его остаться в СССР, поэты восхищены его поэзией,
ему даже предлагают Сталинскую премию, но Абрам Суцкевер отказывается от
всего и решает, что его место – в сопротивлении.
Когда закончилась война, Суцкевер стал одним из ключевых свидетелей на
Нюренбергском суде над нацисткими главарями и потом, избегая всяческого
излишнего протагонизма, в 1947 году, на борту корабля именуемого «Родина» он
прибыл в Палестину – где каждый камень это мой дед – накануне рождения
Государства Израиль.
Я никогда не встречался с еврейским поэтом Абрамом Суцкевером, но он научил
меня тому, что мы, мечтатели, должны превратиться в солдат. Я знаю, что
скоро ему исполнится восемьдесят восемь лет, и наверняка он возмутится, если
кто-то напомнит ему о его почтенном возрасте, потому что старики умирают в
расцвете юности / и деды это только переодетые дети.
Я никогда не встречался с ним, но его стихи и его пример всегда со мной и
необходимы мне, как хлеб и вино.