Оба участника дуэли скончались почти одновременно. Графиня Орлова привезла тело сына в Москву, в родовой фамильный склеп. В Петербурге катафалк Новосильцова провожал «похоронный поезд» из нескольких десятков пышных карет с гербами и лакеями в ливреях. За приспущенными занавесками ехала вся петербургская аристократия…
А члены тайного общества решили пойти пешком за гробом своего товарища, превратить похороны в политическую демонстрацию. То, что произошло на кладбище, — результат продуманной, широко развернутой кампании. Организаторы ее — К. Рылеев, А. Бестужев, В. Кюхельбекер и Е. П. Оболенский, по его собственным словам, в эти дни «ежедневно» встречавшийся с Кондратием Федоровичем, — разослали многочисленные приглашения на похороны «лицам с определенной общественной репутацией». В их число, конечно, вошли, прежде всего, те, кто были известны прогрессивными убеждениями или оппозиционным отношением к правительству.
Декабристы, в основном небогатые и незнатные дворяне, остро ощущали понятие чести как признание ценности и общественной значимости личности. Истинная, а не показная дворянская честь была одним из условий вступления и в тайное общество.
«Союз благоденствия» (одна из ранних декабристских организаций. — Л. Д.) «приглашал… всех, кои честною своею жизнью удостоились в обществе доброго имени» — так было записано в его Уставе.
Слухи о дуэли, ее причинах и печальном конце вызвали необыкновенное возбуждение в Петербурге. Имя скромного подпоручика было у всех на устах. «Эта дуэль — человека среднего класса общества с аристократом и флигель-адъютантом — явление знаменательное, свидетельствующее, что и в среднем классе есть люди, высоко дорожащие честью, своим добрым именем», — всюду говорил Рылеев.
27 сентября от казарм Семеновского полка к Смоленскому кладбищу двинулась огромная похоронная процессия. Длинная вереница растянулась по улицам. «Страшная толпа», «что-то грандиозное», «небывалое», «великолепные похороны», — говорили назавтра о проводах Чернова. Через Фонтанку по Гороховой, Адмиралтейскому бульвару, мимо Сената и Синода, по Исаакиевскому мосту на Васильевский остров к Голодаю, прорезав насквозь весь город, безмолвно шли тысячи людей. (Какой символический путь был проделан погибшим Черновым и его товарищами!) Необыкновенное зрелище поражало всех. Прохожие, всадники, коляски, кареты останавливались надолго. Застывали в недоумении жандармы. Шли офицеры Семеновского полка, штатские во фраках и сюртуках, друзья, знакомые Чернова и люди никогда не видевшие его. Е. П. Оболенский точно определил значение события: «Все, что мыслило, чувствовало, соединилось тут, безмолвно сочувствуя тому, кто собою выразил общую идею, сознаваемую каждым — идею о защите слабого против сильного, скромного против гордого».
Рядом с Рылеевым и Оболенским в траурной толпе шли братья Бестужевы, Кюхельбекер, Якубович, Каховский, Батеньков, Штейнгель и другие — те, кто в скором времени примут участие в организации восстания.
После прощания семеновских офицеров с их однополчанином, с трудом пробравшись сквозь плотно сомкнутую толпу, у свежей могилы встал Вильгельм Кюхельбекер. Глядя на людей и не видя их, начал громко читать стихи. Голос его дрожал от негодования:
Под «временщиками» автор подразумевал не только прежних царских фаворитов, но и нынешнего «змия» Аракчеева, которого Рылеев называл «неистовым тираном». «Презренные пришлецы» — это Сакены, Дибичи, Бенкендорфы, Нессельроде… Засилье иностранцев вызывало протест передовой части русского общества и, конечно, декабристов. «Главные места в государстве вверены иностранцам, не имеющим никакого права на доверие народное», — писал М. С. Лунин. «Пришлец» и главный тиран — император Александр I, сын Павла I и принцессы Вюртембергской, внук герцога Гольдштейн-Готторпского и принцессы Ангальдт-Цербстской.
А. С. Пушкин любил напевать сатирическую песню, сочиненную Рылеевым и А. Бестужевым: «Царь наш немец русский…»