Мазепа полагал свое спасение в хитрости, тайне, выжидании; но старшина не давала ему покою, торопя к действиям более решительным. В Белой Церкви пришли к нему обозный Ломиковский, полковники миргородский, прилуцкий и лубенский и объявили, чтоб он промышлял о своей и общей безопасности, обещая стоять до крови за него и за свои права и вольности, в чем и клятву дали; Мазепа, с своей стороны, присягнул им в тех же выражениях, в каких присягнул Орлику в Печерском монастыре. Вот почему, когда царь требовал несколько раз, чтобы гетман арестовал давно уже подозрительного ему полковника миргородского, Мазепа не исполнял этого требования, всячески защищая полковника. Мазепа все еще надеялся, что туча пройдет мимо, Украйна останется вне военных действий и ему не нужно будет решиться на страшный шаг прежде, чем успех ясно обозначится на той или другой стороне; но вот приходит весть, что Карл XII от Смоленска повернул к Украйне: «Дьявол его сюда несет! — сказал при этом Мазепа. — Все мои интересы перевернет, войска великороссийские за собою внутрь Украйны впровадит на последнюю ее руину и на погибель нашу». Ожидания сбылись: приходит царский указ, чтобы гетман шел с войском для соединения с генералом Инфлянтом[14], посланным для пожжения в Стародубском полку некрепких городков, сел, гумен и мельниц. Но Мазепа, и без того подозрительный, a тeперь знавший за собою страшное дело, понял указ иначе: он подумал, что его хотят приманить к Инфлянту и прибрать к рукам. Он велел полковникам миргородскому, прилуцкому и лубенскому собраться к обозному Ломиковскому и послал к ним Орлика с вопросом: как думают, идти ли ему на соединение с Инфлянтом? Все отвечали единогласно, что не идти; напротив, пусть немедленно же посылает к шведскому королю с прошением о протекции и старается соединиться с ним на границах, чтобы не допустить войск великороссийских в Украину; притом они просили гетмана объявить им, чего им надеяться от шведской протекции и на каком фундаменте заложил он всю эту махину? Мазепа осердился за эту просьбу и при первом свидании сказал им: «Зачем вам об этом прежде времени знать? Положитесь на мою совесть и на мой подлый разумишко, не бойтесь, он вас не сведет с хорошей дороги; у меня одного, по милости божией, больше разума, чем у вас всех; у тебя, Ломиковский, разум уже устарел, а у тебя, Орлик, он еще молод; а к королю шведскому сам знаю когда посылать». Потом вынул из шкатулки универсал короля Станислава, принесенный Заленским, и велел Орлику читать; все были довольны обещаниями королевскими.
Между тем положение гетмана, вследствие его выжиданий, затруднялось все больше и больше. Из Глухова, где находился двор, приходило к нему письмо за письмом, чтобы, сдав команду над войском какому-нибудь верному человеку, сам приезжал в Глухов; но эти призывы Мазепа считал западней, тем более что из Польши дали ему знать, что там всем известно о его сношениях с королем Станиславом. Чтобы не ехать в Глухов, он притворился больным. Однажды вечером, осенью 1708 года, он послал Орлика к Ломиковскому, у которого собрались полковники, спросить, посылать ли к шведскому королю, или не посылать. Ломиковский от имени всех отвечал жалобами на медлительность и нерадение гетмана: «Несмотря на наши частые предложения и просьбы, — говорил обозный, — он не снесся с королем на границах и этою своею медленностью впровадил все силы российские в Украину на разорение и всенародное кровопролитие; а теперь, когда уже шведы под носом, неведомо для чего медлить». Самолюбивый Мазепа, считавший себя умнее всех, сильно рассердился на эти нарекания: «Знаю я, что все это переговаривает лысый черт Ломиковский, — сказал он возвратившемуся Орлику, — позови их ко мне!» Старшины пришли: «Вы не советуете, — встретил их Мазепа, — а только обо мне переговариваете; черт вас побери! Я, взявши Орлика, поеду ко двору царского величества, а вы хоть пропадайте». Старшины молчали; Мазепа поуспокоился и спросил: «Посылать к королю или нет?» — «Как же не посылать! — отвечали все. — Нечего откладывать!» Мазепа тут же велел позвать Быстрицкого, заставил его при всех присягнуть на секрет, Орлику велел написать ему инструкцию к графу Пиперу[15] на латинском языке, аптекарь гетманский перевел ее на немецкий язык, и с этим переводом, без подписи, без печати, Быстрицкий отправился на другой день в шведский лагерь. В инструкции Мазепа изъявлял великую радость о прибытии королевского величества в Украину, просил протекции себе, войску Запорожскому и всему народу освобождения от тяжкого ига московского, объяснял стесненное свое положение и просил скорой присылки войска на помощь, для переправы которого обещал приготовить паромы на Десне, у пристани Макошинской. Быстрицкий возвратился с устным ответом, что сам король обещал поспешить к этой пристани в будущую пятницу, то есть 22 октября. Мазепа в тревожном ожидании стоял в Борзне, откуда послал в Глухов войскового канцеляриста Болбота как будто с письмами, а в самом деле наведаться, как о нем там разумеют? Когда Болбот возвратился, то Мазепа объявил всей старшине, что один из министров царских, а другой из канцелярии, истинные его приятели, предостерегли его, чтобы не ездил ко двору, а старался бы о безопасности собственной и всего народа малороссийского, ибо царь, видя шаткость на Украйне, задумал о гетмане и о всем народе что-то недоброе. Но это была ложь: после, в Бухаресте, Болбот, готовясь постричься в монахи, объявил Орлику, что он в Глухове ничего подобного не слыхал, напротив, князь Григорий Федорович Долгорукий велел сказать Мазепе, чтобы ничего не опасался и как можно скорее приезжал в Глухов, предлагая и душу, и совесть свою в заклад, что царь никакого сомнения в его верности не имеет и не слушает никого, кто на него наносит.
14
Инфлянт Н. Ю.- генерал, командовал русскими войсками, разбившими отряд шведского генерала Лагеркрона под Стародубом.
15
Пипер Карл — граф, премьер-министр Швеции, пользовался большим доверием Карла XII. Под Полтавой взят в плен и умер в Шлиссельбурге.