- Тебе приходилось когда-нибудь сварить себе кофе, - спросил он, - а потом отвлечься на что-то другое? А когда ты, наконец, вспоминал о кофе, выяснялось, что оно уже остыло.
- Приходилось, - ответил, не вдаваясь в подробности, Эд. Сам он предпочитал выпивать кофе едва его сварив.
- Ну вот, - продолжал Вилли. - А я изобрел вещество - синтезировал одну такую жидкость без цвета, вкуса и запаха, одна капля которой способна в течение нескольких часов удерживать температуру кофе на постоянном уровне.
- Ишь ты.
- Вся суть в такой, знаешь… «общительной» клетке, - уточнил Вилли, хлопнув чашкой по столу, отчего бурая жидкость плеснула на густо исписанную страницу блокнота. - Представь себе кофе как сообщество клеток. Те, что находятся в самой середке, носятся туда-сюда, поддерживая тепло. Те, что ближе к краям, получают порцию холодного воздуха и замедляются, утрачивая интерес к жизни. Однако сунь туда мою общительную клетку, и знаешь, что произойдет? Она начнет метаться по всей чашке, рассказывая впавшим в апатию клеткам, чем занимаются те, центральные, и уговаривая их заняться тем же - старается их, так сказать, построить.
- Навсегда?
- Навсегда ничего не бывает. Ты что думаешь, я принцип энтропии сумел отменить?
Эд провел всеми десятью пальцами по волосам, стараясь поднатужиться и подумать, что было для него - на пустой желудок и без кофеина - делом совсем не простым. Сколько ни тараторил Вилли о кофе, гостю он, разумеется, чашки не предложил.
- Конечно, - продолжал Вилли, - на что именно подбивать другие клетки, общительной все едино - ей что спешка, что застой, без разницы. А на практике это означает, что ты можешь купить на пляже мороженое с впрыснутыми в него общительными клетками, протаскать его с собой до самого вечера и только тогда съесть.
Эда уже прошибла испарина - впрочем, не от размышлений о том, что стал бы он «на практике» делать с мороженым на пляже. Он размышлял о том, каков - на практике - коммерческий потенциал центрального отопления, которое можно включать всего раз или два в день? А электрические компании? Не подошлют ли они к нему наемных убийц? Эд твердо веровал в максиму: «Изобрети мышеловку получше и транснациональные мышеловочные корпорации вытрясут из тебя душу».
- Сколько требуется… - нащупывая новую мысль, спросил он, - сколько требуется твоего вещества, чтобы поддерживать при постоянной температуре… ну… допустим… подогретую воду плавательного бассейна?
- Оптимальная пропорция - один к тысяче. Для чашки кофе это капелька жидкости, а для плавательного бассейна, ну, может, небольшое ведерко.
- И как дорого она обходится?
- Да она вообще ничего не стоит! - добродушно ухмыльнулся Вилли. - Вон, посмотри, сколько ее здесь.
Эд глубоко вздохнул - ему вдруг отчетливо представилась такая картина: Вилли Спинк обменивает секрет превращения неблагородных металлов в золото на упаковку чистых пробирок.
- Вилли, - сказал он, - будь добр, свари мне кофе. Нам нужно кое-что обсудить.
И (так?)
Ровно шесть месяцев спустя Линда Джером стояла на коленях перед незнакомым ей музыкальным центром, пытаясь понять, как добиться от него не только мигания лампочек, но и звука, и размышляя заодно, не сменить ли ей фамилию Джером обратно на Уиттс, ее девичью. Теперь, когда они с Эдом прожили врозь почти уже месяц, и Линда начала новую жизнь с Брайаном, самое время было сбросить путы прежней ее личности.
Беда только в том, что «Линда Уиттс» выглядело ужасным во всех отношениях, да тут еще лампочки центра вдруг погасли все до единой, и Линда испугалась, не сломала ли она чего? А на смену испугу пришел страх: вот вернется Брайан домой и пришибет ее прямо на месте. Страх этот Линду немного удивил: всего только нынешней ночью она лежала, свернувшись калачиком, в объятиях Брайана и шепотком поверяла ему самые сокровенные свои мечты и надежды, кормя любовника с ложечки, точно дорогим мороженным, интимными тайнами, а он, урча, требовал добавки. Однако сегодня Брайан был на работе, и Линда вдруг поняла, что хоть она и выспросила о прежних его привязанностях все до самого донышка, относительно чувств, питаемых Брайаном к музыкальному центру, ей ничего не известно.