- Но я всего лишь приглашаю людей зайти и купить что-нибудь - точь-в-точь как раньше.
- Ой, брось, - не хочешь же ты уверить меня, будто не видишь разницы между средством от пота и порнографией.
- Разумеется, вижу: совсем перестать потеть никто, на самом-то деле, не хочет, а вот снять сексуальное напряжение хочется каждому.
Так я сказал ему, не зная, впрочем, насколько сам в это верю.
Я-то в сексуальной разрядке уж точно не нуждался - по крайней мере, с тех пор, как оказался в «Туннеле любви». Да и никто из работавших здесь не сохранил, похоже, особого интереса к красно-оранжевым прелестям, демонстрируемым в журналах, фильмах и на сценах стрип-клубов. Мотив набрякших сосков, постоянно повторявшийся на стенах нашего заведения, возбуждал нас не больше , чем рождественские колокола или ситец в горошек. Слово «отодрать» распаляло примерно так же, как слово «палас» распаляет торговца коврами. Келли все читала и читала книгу, посвященную спортивным травмам, книгу весьма специальную, - бедняжка пыталась понять, как ей исполнять эротические танцы с наименьшим напряжением мышц. Мэнди вела мечтательные разговоры о том, чтобы вернуться в деревню и найти себе хорошего парня. «Может, я с ним даже и пересплю», - задумчиво произносила она тоном, не лишенным сомнения, как будто речь шла о неведомом занятии, которое может еще и не прийтись ей по вкусу. Даррен, когда-то работавший в зеленной лавке отца, сказал мне, что временами, услышав вопрос посетителя, ловит себя на желании обернуться и крикнуть: «Пап, у нас есть азиатский анал?». Даже Эндрю, полнокровного молодого самца, от которого можно было ожидать наиболее острой реакции на эротические стимулы, пуще всего заботили поиски химических добавок к воде, способных нейтрализовать запахи в отмываемых им кабинках. Правда, слова «нейтрализовать» он не знал и потому говорил о «противоядии», - отнюдь не самый неверный выбор слова для описания того, к чему все мы, похоже, стремились.
Если честно, мне, пока я работал в «Туннеле любви», больше всего не хватало невинности, в особенности, сексуальной, хотя меня устроила бы и любая другая. В мире порнографии люди вечно делают вид, будто они хотят устроить пикник в лесу или подрядиться чинить духовки, между тем, как требуется им только одно - от души кого-нибудь отскипидарить . Между тем, как я начал ощущать притягательность мира совсем иного - мира, в котором люди и вправду ездят в лес затем, чтобы устроить пикник, а мастер-ремонтник приводит духовку в порядок, после чего приподнимает, прощаясь с хозяйкой, кепку и уезжает в своем грузовичке, разве что дружелюбно гуднув напоследок.
Выяснилось, что мы с Карен питаем общую любовь к детским книгам - и это сблизило нас еще сильнее. К тому времени я уже освоил ремесло зазывалы и знал, в какие часы следует выходить к дверям и заманивать в наше заведение клиентов, а Джордж, довольный тем, что у нас стало появляться больше людей, не ворчал на меня за трату времени на разговоры с Карен.
- Вы только покупателей от нее не заслоняйте, - предостерег он меня. - Кое-кто из этого жулья нашивает себе спереди потайные карманы.
Я был бы отнюдь не против увидеть, как такого сумчатого застукают на месте преступления, и потому слушался Джорджа. Однако даже при том, что стоял я пообок от Карен, она при наших разговорах то и дело поворачивалась, чтобы взглянуть мне в глаза, словно доказывая, что живет согласно своим теориям человеческого общения. А может, я просто нравился ей.
Она-то мне точно нравилась. Было что-то неотразимое в этой умной, не испытывающей нужды в каких-либо прикрасах женщине, рассуждавшей о книжках для детей посреди комнаты, наполненной греховностью самого превратного толка. Под доносящиеся к нам из кинозала вскрики эротических роботов она с нежностью говорила о кротах, мышах и кваклях-бродяклях. Она смеялась хрипловатым смехом курильщицы и казалась мне необычайно красивой.
Как-то вечером, после работы, я, перебирая в памяти подробности одного из наших разговоров, увидел вдруг и в самой Карен словно бы персонажа из детской книжки: эксцентричного, обаятельного и одновременно исполненного внутреннего достоинства. Но мне хотелось большего и я вдруг решил пригласить ее пообедать. Номер ее телефона у меня имелся, хоть Карен и предупредила, давая его, что разговаривать по телефону не любит. Собственно, она сказала «ненавидит». Был один случай, когда Даррену потребовалось выяснить что-то, о чем только Карен и могла ему рассказать, и я предложил позвонить ей, а он улыбнулся и покачал головой, словно говоря: «Ну, уж да, не такой я дурак».
Но я все-таки позвонил. Возможно, сказалась моя натура рекламщика: я просто не мог поверить, что существуют люди, переубедить которых решительно невозможно. А может быть, я увлекся ею сильнее, чем думал.