— С чего вы это взяли, что мне часто везёт? — удивился Григорий. Он вспомнил тяжёлое детство в деревне, арест любимой тёти в Самаре, бегство в город Асбест и огромную стройку, где он работал исключительно с зеками.
— Вижу, — непреклонно бросил Старик и продолжил. — Забыл сообщить, что перед самым отъездом полуторки я очень внимательно посмотрел на водителя. Лампочка у него в голове, конечно, горела, так же, как и у всех. Только светила она удивительно тускло и еле просматривалась. Прямо, как сейчас у тебя. По нынешним непростым временам, это редко встречается. Особенно на передовой, — Старик пытливо вгляделся в Григория.
— Поэтому я тебе всё рассказал. Очень похоже, что ты выживешь на этой войне и сообщишь о моём удивительном даре грамотным людям. Быть может, какие учёные заинтересуются таким странным случаем.
— А про себя вы что-нибудь знаете? Я имею в виду эту отметину? — смущённо поинтересовался Григорий.
— Как я ни пытался, но не смог рассмотреть у себя, печать скорой смерти или хотя бы непонятную лампочку в черепе, — печально ответил Старик. — Почему-то, ни в чистой воде, ни в каком-либо зеркале, ни на боку блестящего, как огонь, самовара это сияние совсем не просматривается. Хотя, я смотрел на себя, и на многих других.
Просто глазами я этот блеск отчётливо вижу, а от жидкости и каких-то предметов он совсем не отражается. Почему? Непонятно! Загадка природы! Так что, я про себя ничего толком не знаю.
Да оно, в общем, к лучшему, зачем мне трястись остаток всей жизни? Тем более что он очень короткий, сутки всего. С другой стороны… Если бы встретил такого же, как я человека, то обязательно спросил у него. — Старик погрустнел и умолк.
Спустя пару секунд мужчина спокойно продолжил:
— Уже через день мы узнали, что немцы взяли в кольцо всю нашу дивизию. Сколько тогда парней полегло, и не счесть. А Фёдору всё хоть бы хны. Еле-еле бредёт, качается от сильной контузии, а любое железо проходит мимо него.
Смотришь, другой парень куда здоровей, и тихо кругом, а неизвестно откуда пуля вдруг свистит, и всё, конец человеку. Или, к примеру, когда в атаку идёшь. Сослуживцев вокруг, косит словно траву. Ну, думаешь, всё — погибель твоя здесь пришла. Ан нет, ещё не смерть впереди, а хоть какая-то жизнь.
Тогда мы, считай, целый месяц, пробивались к своим и с огромным трудом и потерями, всё же прорвали кольцо. Нас отвели на переформирование, а там налетели на нас особисты и взяли всех в оборот. Мол, почему оказались вы в окружении?
В общем, мы все до единого, как предатели Родины, попали в сцецбатальоны. Хорошо, что хоть сразу не шлёпнули. Кстати сказать, такие подразделения в двадцатых годах, называли штрафными. Их ещё Троцкий придумал во время Гражданской войны.
Построили нас в большую колонну и послали назад, к линии фронта. Шли мы к передовой под охраной синих фуражек. Навстречу, на санитарной машине ехал медицинский майор.
Понятное дело, что он, словно муха проплыл мимо толпы заключённых. Тем более, мы все отвратительно грязные, сильно оборванные, заросшие длинной щетиной. Считай, целый месяц не мылись, не брились.
И вот, из оравы таких босяков, майор углядел-таки Фёдора Соболева. Он остановил свой фургон с красным крестом на боку и подозвал к себе молодого охранника. Говорит, так, мол, и так, данный солдат — шофёр из моего медсанбата. Он уехал на санитарной машине за ранеными и попал в окружение.
Особист ни в какую. Мол, ничего я не знаю, на месте во всём разберутся. Майор полез в кабину и достал бутылку медицинского спирта. Он отдал флакон синим фуражкам, а вместо него забрал своего человека.
А все остальные, двинулись дальше. И почти все, своей жизнью искупили большую вину перед Родиной. Ну, а некоторым, вроде меня, весьма повезло. Мы получили ранения и отделались маленькой кровью.
И вот что ещё, хотел я сказать тебе, Гриша! — перескочил вдруг Старик на новую тему: — Сменил бы ты обмундированье матроса. При первом же случае, махни его на обычную армейскую форму.
Я сам под Одессою видел, как фрицы на месте расстреливали всех краснофлотцев. Уж очень они моряков невзлюбили. Меж тем, как обычных солдат, уводят в свой плен. Если, конечно, те не оказывают ожесточённого сопротивленья фашистам.
На этом, разговор двух бойцов оборвался, и вовсе не потому, что Григорию не о чем было больше спросить. Сверху посыпались мелкие камешки, и в окоп ловко сполз командир роты стрелков.
Следом, неуклюже спустился пожилой капитан из пехоты. Всем своим штатским видом он походил на обычную «крысу из глубокого тыла». Старик замолчал и глянул на лоб незнакомого ему офицера.