Тут на него напал продолжительный кашель, перешедший затем в горестный смех, искрививший его лицо. Указав глазами на занавес, он вдруг заговорил тихим голосом.
— Этот сумасшедший — не человек. Он молчит и следит за мной. Я хорошо знаю, что говорю. Как только я выхожу во двор по надобностям, он немедленно появляется в окне и следит за мной.
Что мог я на это ответить?
Имея достаточный опыт, как вести себя со стариком, когда он бывал в таком настроении, я ограничился тем, что сказал:
— Вам, конечно, лучше знать.
Обещав зайти к нему снова на будущей неделе, я попросил дать мне почитать что-либо новое.
— Ничего нет, — сказал он, и при этом сделал величественный жест, чем окончательно рассеял мои иллюзии.
Это была правда. Кипы газет лежали, как всегда, на трех чемоданах, а журналы были сложены на буфете, похожем на один из ящиков, в которых раньше содержались кролики, только больше размером.
Для меня стало ясно, что ничего нового в его библиотеке не прибавилось.
— На нет и суда нет! — Поднявшись с места, я направился к выходу.
В тот момент, когда я взялся за ручку двери, старик потянул меня за рукав и прошептал на ухо:
— Я экономлю. — Он посмотрел на меня торжествующим взглядом.
— Экономите? — переспросил я, выразив при этом удивление.
Мой вопрос немедленно вызвал реакцию. Глаза старика забегали быстро-быстро, отражая внутренний испуг и тревогу.
Вытолкнув меня на улицу, он захлопнул дверь.
Там, на улице, он исподтишка бросал вокруг недоверчивые взгляды и, убедившись, что поблизости никого нет, заговорил:
— Я экономлю, чтобы приобрести квартиру. Здесь уже невозможно жить.
Жестом он обратил мое внимание на окрестность маабара. Местность действительно имела жалкий вид. Бывшие садовые участки заросли колючками и чертополохом, а сорная трава поднялась настолько, что почти скрыла все дорожки. Соседние бараки были уже разобраны, от них остались лишь бетонированные фундаменты, напоминающие большие могильные плиты на громадном кладбище.
— Только мы здесь остались забытыми, — сказал он с большой горечью.
— Почему же только сейчас вы начали хлопотать об этом? — спросил я его.
В глазах старика загорелся юношеский задор. Начав с шепота, он заговорил потом громче и в конце перешел почти на крик:
— Что? Заплатить столько денег, чтобы до самой смерти жить вот с этим? Такого не может быть!
И он резко качнул головой в сторону своего компаньона, очевидно, намекая на его никчемное существование.
Я перестал его понимать — хочет ли он в самом деле приобрести новое жилье или нет?
— Там я найду себе земляков, с которыми можно будет вести культурные беседы.
— Простите меня, — ответил я. — Объясните, пожалуйста, где это — «там»?
Старик, как будто вырванный из волшебного мира грез, бросил на меня осуждающий взгляд и ответил:
— Уважаемый, ведь я уже вам говорил: в Хайфе!
Месяц спустя я снова проходил мимо хижины старика.
Увидев мерцающий слабый огонек, который просвечивал сквозь дверное стекло, я окликнул его. Дверь открылась, и на пороге показался старик. Жидкие волосы на его голове просвечивали при тусклом свете керосиновой лампы, стоявшей в комнате позади него, образуя вокруг головы как бы светящийся нимб.
— Ах, это вы? — Он успокоился и пробормотал что-то, поворачиваясь ко мне спиной: — Входите!
Я не располагал свободным временем, но, чтобы не обидеть старика, вошел за ним следом.
Передо мной была та же хорошо знакомая мне обстановка.
Я сел против висевшей на стене географической карты страны. Один из ее уголков был утыкан иголками с болтающимися хвостиками ниток. Я закурил папиросу.
Старик, стоя около керосинки, продолжал стряпать ужин.
Мне невольно пришло на ум сравнение со сгорбленным силуэтом волшебника, приносящим ночную жертву своим богам… Но нет, предо мной стоял одинокий человек, который варил для себя макароны в большой железной кастрюле.
— Три минуты, — прошептал он озабоченно, а затем положил вилку поверх кастрюли, чтобы макароны не вывалились через край.
Огонь в керосинке полыхал, как маленький флажок, обдуваемый ветром.
Старик посмотрел на висевший на стене будильник, который своим тиканием неторопливо отбивал время, а затем взял керосиновую лампу и поставил ее на стол.
Огонь лампы отражался в стеклах его очков маленькими бликами, которые исчезали и снова появлялись при поворотах головы.