На следующий день взгляд Дельфи упирается в мрачное, затененное тюрбаном полотенца лицо, когда она и паралитик сериала отправляются в гидромассажный бассейн.
Она смотрит.
Он смотрит.
И на следующий день тоже.
Бедный старый Ишем-старший. Нельзя не пожалеть человека, который так ценит порядок: когда он зачинает детенышей, генетическая информация, как ни крути, передается древним обезьяньим путем. Вот перед тобой счастливый карапуз с резиновым утенком, а не успеешь оглянуться, это уже огромный здоровый незнакомец, чужак с неясными эмоциями, который к тому же якшается Бог знает с кем.
А молодой Пол Ишем — тот еще фрукт. Он все схватывает на лету и умеет выражать свои мысли, и душа у него нежная. Он жаждет деятельности и вместе с друзьями задыхается от возмущения, глядя на тот мир, какой создали их отцы. Пол без труда вычислил, что дом его отца — множество особняков, и что даже компьютеры ВКК не в состоянии соотнести все со всем. Он выкапывает приходящий в упадок проект, в общем и целом сводящийся к чему-то вроде Спонсирования Маргинального Творчества (команда вольных стрелков, «открывшая» Дельфи, работала по такому же гранту). А через него, как выясняется, предприимчивый юнец по фамилии Ишем может урвать внушительный ломоть мощностей студий голозаписи ВКК.
И вот он со своей небольшой бандой здесь, в самой глубине грибофермы, снимает и гонит шоу, которое никакого отношения к Дельфи не имеет. Оно построено на сногсшибательных техниках съемки и выбивающих из колеи искажений, чреватых социальным протестом. Самовыражение андеграунда, если хотите.
Все это, разумеется, небезызвестно его отцу, но пока не привело ни к чему большему, кроме как к углублению тревожной складки на лбу Ишема-старшего.
Пока Пол не состыковывается с Дельфи.
К тому времени, когда папа узнает об этом, невидимые самовоспламеняющиеся вещества уже дают взрыв, и во все стороны несутся энергоснаряды. Потому что Пол, понимаешь ли, это настоящее. Он видит сны и мечтает. Он даже читает — к примеру, «Зеленые особняки»[17]. И он плакал навзрыд, когда негодяи сжигали Риму заживо.
Услышав, что в мыльных операх ВКК блистает какая-то новая киска, он фыркнул и забыл. Он занят. Он никогда не связывал ее имя с маленькой девочкой и ее идиотским обреченным протестом в камере голозаписи. Эта странно наивная маленькая девочка.
И она подходит и смотрит на него, и он видит Риму, потерянную Риму, заколдованную девушку-птицу, и его не прошитое проводами человеческое сердце заходится и звенит.
А Рима оказывается Дельфи.
Тебе нужна карта? Гневная озадаченность. Отрицание диссонанса: Рима — проститутка, а в роли сутенера — ВКК-Мой-Папочка. Бред, быть того не может. Шатание у бассейна, чтобы убедиться в мошенничестве… темные глаза бьют в голубые, обмен обрывочными фразами в странной пустоте… ужасающая трансформация образа: Рима-Дельфи в щупальцах моего отца.
Нет, карта тут не нужна.
И для Дельфи тоже, потому что это девушка, которая любит своих богов. Теперь она уже видела вблизи их божественную плоть, слышала, как их неискаженные усилителями голоса окликают ее по имени. Она играла в их игры, носила их гирлянды. Она даже сама стала богиней, хотя не верит в это. Не думайте, она не растеряла иллюзий. Она все еще полна любви. Просто какая-то сумасшедшая надежда не…
По правде говоря, все это можно опустить, когда маленькая девочка встречает Мужчину на дороге из желтого кирпича. Настоящего живого мужчину, сжигаемого гневным состраданием и благородно обеспокоенного человеческой справедливостью, который протягивает к ней настоящие мужские руки и — ба-бах! Она всем сердцем отвечает на его любовь.
Хэппи-энд, не так ли?
За одним исключением.
За исключением того, что на самом деле это Ф. Берке за пять тысяч миль любит Пола. Монстр Ф. Берке в подземной темнице, пахнущий смазкой для электродов. Карикатура на женщину, сжигаемая, одержимая настоящей любовью. Стремящаяся на расстоянии дважды двадцати тысяч миль безжалостного вакуума дотянуться до любимого через девичью плоть, немую под невидимой пленкой. Чувствуя, как руки обнимают тело, которое он считает ее, пробиваясь сквозь тени, чтобы отдать себя ему. Пытаясь почувствовать его запах и вкус красивыми мертвыми ноздрями, любить его в ответ телом, которое мертвеет посреди огня.
Понял, каково Ф. Берке?
Она проходит через несколько стадий. Муки сперва. И стыд. СТЫД. Я не то, что ты любишь. Еще более яростные терзания. И осознание, что нет, нет выхода. Никакого. Никогда. Никогда… Несколько запоздало она сообразила, что сделка, которую она заключила, это навсегда? Ф. Берке стоило бы обратить внимание на сказки о смертных, закончивших свои дни кузнечиками.
17
«Зеленые особняки» — самый известный роман Уильяма Генри Хьюстона (1841–1922); герой романа Авель влюбляется в свободную и независимую Риму «из зеленых особняков», иными словами не испорченного людьми леса. Рима великолепно имитирует пенье птиц и сама способна исчезать, как птица. Местные жители, уверенные в том, что Рима наложит заклятие на лес, боятся войти в него. Лес и сама Рима погибают в результате фанатизма и жадности людей.