— Верно, — ответил Помрой. — В дикий сектор Тринадцать-зет. Предполагалось, что патрулировать его начнут позже, но оттуда пришел сигнал бедствия, так что отправили «Джаспера». То есть теперь, выходит, нас.
— Очень далекий, неисследованный участок космоса. — Свенск потянулся. — Увлекательно.
— Новый патруль — кароший работа, — просипел Имрай. — Хочешь быть звездолетчик, сынок, вернт? Там никто твоя карьера не мешай. — Он с удовольствием почесал широкую грудь. — Программа интеграции? Пфуй! Не догонят!
— Вы хотите сказать, мы начнем патрулировать тот сектор? А они будут патрулировать наш. И когда же мы обменяемся обратно?
— Считая, что наш маршрут примерно в два раза длиннее, — задумчиво начал Свенск, — и предполагая, что они будут примерно держаться графика, период будет стремиться к…
— Не надо.
Квент шумно задышал, двигая челюстью. Напряжение оттолкнуло его от пульта. Он зацепился ногой за спинку своего кресла и повис, глядя на остальных офицеров.
— Моя карьера, — хрипло проговорил он. — Ваша чертова забота… Шестьдесят дней моего первого назначения, и я уже соучастник преступного сговора. Старший помощник на судне, идущем под липовыми документами незаконным курсом в нарушение приказа, — без малейшего шанса когда-нибудь вернуться к легальному статусу. Моя карьера. Да кто мне поверит? Господа, в ваши хитроумные головы не приходила мысль, что это дело подсудное? Что мы все пойдем под трибунал? — Он наклонился вперед и положил руку на микрофон аварийной межзвездной связи между своим пультом и капитанским. — Единственный разумный путь — покончить с этим прямо сейчас. Невзирая ни на что.
Он рывком поднял микрофон.
Все вытаращились на него. Силла прижал уши.
— Не надо, лейтенант, — сказал Помрой.
Квент сжимал трубку. По его мрачному лицу ходили желваки.
— Что там за сигнал бедствия, мистер Помрой?
Какие-то энгешные проблемы. — Помрой развел руками. — Сигнал оборвался до того, как все удалось выяснить. На Джаспере погрузили снаряжение…
— Три аргоновых баллона, ящик грязескреп, универсальное противоядие, — сказала мисс Кэмпбелл из шахты. — И инкубатор.
Она поставила перед Квентом поднос с завтраком и удалилась.
— Тут уж вы сообразите, сэр, — с надеждой хмыкнул Помрой.
Лицо Квента не смягчилось. Он медленно постучал ногтем по микрофону межзвездной связи. Никто не шелохнулся. У Силлы напряглись мышцы ног; Квент свободной рукой взял лазер. Послышалось легкое шуршание. Квент резко повернулся в сторону Свенска.
Ящер оторвал пальцы от костюма и демонстративно потянулся. При этом он задел локтем компьютер.
Стремите, волны, свой могучий бег!
В простор лазурный тщетно шлет армады…
Квент выключил компьютер рукоятью лазера. Поднял микрофон.
— Нет, сынок, не надо, — взмолился Имрай.
Квент набрал в грудь воздуха. Секунду или две «Джаспер Бэнкс», в девичестве «Розенкранц», в гулкой тишине рассекал черные бездны космоса. По рубке плыл аромат жареной ветчины. Напряженное лицо Квента дернулось.
— Кавроты, — проговорил он.
Из его легких вырвался нечленораздельный вой.
Силла инстинктивно взвился в воздух, Помрой юркнул под свой пульт. Все смотрели на Квента. Он издавал странные ухающие звуки, которые никто поначалу не мог понять.
Затем Помрой, ухмыляясь, выбрался из-под пульта, а плечи Имрая затряслись.
Квент все хохотал. Лицо у него было обалделое, как будто он много лет не слышал собственного смеха. Незримые призраки «Адастры», «Южного Креста» и «Сириуса» съежились и унеслись прочь.
— Хорошо, — выговорил он, успокаиваясь. Положил микрофон и лазер на место, потянулся к подносу. — Значит, кавроты. Чья сейчас вахта в этом бардаке?
…Тебе мы, Терра, навсегда верны
— Идут, иду-ут! — ворвался в открытое окно кабинета этот известный всей Галактике многоголосый крик.
Питер Крисмас, рослый человек с коричневой кожей, неторопливо перевел взгляд с трехмерного телевидения на окно.
Мимо трибун, громко гогоча, неслась вереница маленьких ящеров, и украшения из драгоценных камней ослепительно сверкали на них в свете ясного утра — а оно всегда такое здесь, на Планете Состязаний. Ох уж эта Планета Состязаний! Крисмас повернулся к посетителю, в раздражении свертывавшемуся и развертывавшемуся на помосте для приветствий, и лицо его снова стало жестким.
— Вовсе никакой не полет! — возмущался посетитель. — Мы на Ксемосе не называем это полетом!