Выбрать главу

А это что?.. О, письмо Лермонтова! Вернее — письмо в письме. Это 1838 год. Лермонтов вернулся из ссылки за стихи на смерть Пушкина, живет в Петербурге и постоянно приходит к Столыпиным: они переехали из Москвы. С ними живет мать Верещагиной, сестра генеральши. Старуха села писать дочери в Штутгарт, сообщает ей петербургские новости. А тут пришел Лермонтов. Он давно не писал кузине. Старуха просит его написать хотя бы несколько слов. И, чтобы не откладывать это занятие, он берет у нее перо и в ее письме сочиняет стишок по-французски:

«Дорогая кузина, Преклоняю колена На этом месте. Как сладостно Быть милостивой! Простите Мою лень и т. п. и т. п.»

«Право, я не нашел ничего другого, чтобы напомнить о себе и вымолить прощенье. Будьте счастливы. И не сердитесь на меня; завтра я приступлю к длиннейшему письму к Вам… Тетя вырывает у меня перо… ах!

М. Лермонтов».

«K C. С…oй». Автограф Лермонтова.

Приписка Лермонтова в письме Е. А. Верещагиной.

Возле слов: «Преклоняю колена на этом месте» нарисована крохотная коленопреклоненная фигурка с руками, воздетыми в мольбе.

Лермонтов возвращает перо. Старуха Верещагина сбоку приписывает: «Разгляди фигуру рисованную». И продолжает: «Не переменился ничего, сию минуту таскает и бесится с Николинькою Шан-Гирей». А дальше рассказывает, что Лермонтов был на свадьбе «Кати Сушковой», которая вышла замуж за молодого дипломата Хвостова, родственника Елизаветы Алексеевны Арсеньевой. Молодые скоро уедут в Америку, Хвостов назначен поверенным в делах, 40 или 50 тысяч жалования. И учен. Только некрасив очень. Хвостов любит Катю шесть лет. А наш Миша говорит: «Нет, десять лет». (Миша лучше знает! — И. А.) Потом описана свадьба: Миша был шафером у жениха, а у невесты посаженым отцом — известный журналист и писатель Сенковский. В письме старухи Верещагиной много чудесных подробностей, язык живой, богатый, свободный, пишет — как разговаривает в жизни. И такая получается увлекательная беседа, что, кажется, голос слышишь.

Все эти реликвии: письмо, картина, рисунки, поэма, стихи — все становится теперь собственностью Советского государства, достоянием советской науки!

Сверх того профессор Винклер передает в дар эскиз Репина к картине «Не ждали» и морской пейзаж Айвазовского.

Сюрприз

Когда все это было рассмотрено по второму и третьему разу и обговорено всесторонне и лермонтовские реликвии временно перешли со стола на дальний диван, профессор Винклер принес три небольших альбома и, положив их передо мною, сказал:

— Иха-а-акли Люахзабович, милий-милий, это — сюрхьприз! Это — не мои альбомы. Их владелец просил меня экспертировать — здесь есть манускрипты Пушкина? Или нет манускриптов Пушкина?

Русские старенькие альбомчики 30-х годов прошлого века… В каждом— закладки. «Черная шаль» Пушкина. Но рука — не его. И текст — как в полных собраниях, — никаких отличий от известного нет.

— К сожалению, — говорю я, — это не пушкинский почерк.

— О, владелец будет очень расстроен! А это?

— Тоже не пушкинский.

— Это нет тоже? Хозяин будет огорчен! И это?

— Этот текст тоже вписан сюда не Пушкиным…

— Ну, он будет просто обижен!..

Профессор Винклер готовится альбомы убрать.

— А нельзя ли мне, — говорю, — внимательно рассмотреть их?

— Да, да. Конечно. Надо смотреть альбомы!

Переворачиваю страницу — стихи в духе Батюшкова. Еще одну — картинка… Стихотворный комплимент по-французски… Перевернул еще два листка…

Лермонтова рука!!!

Перевернул…

Лермонтова рука!!!

Перевернул:

Лермонтова почерк!!!

Перевернул:

Лермонтова рисунок!!!

Я замер — от восторга, от неожиданности!.. Нет, как хотите, но, чтобы обнаруживать такие неожиданные находки, нужно чугунное здоровье! Я ослабел просто!

А тут еще новость: найти — нашел, а что нашел — не пойму!

Написано рукой Лермонтова:

НА СМЕРТЬ ПУШКИНА.

А дальше что?

Стояля в шистом поле Как ударил из пистолетрум Не слишал как гром загремил. Всю маладсов офисерум Упаля на колен, палакал слозом, Не боле по нем, кроме по нея.
Ашиль.