Лукоянов склонился над страшной находкой, вынул из ножей финку и с ее помощью перевернул кисть. Между мертвыми пальцами оказалась зажатой какая-то бумага. Люлёк осторожно подцепил и извлек ее. Разгладил, прочитал вслух: „Вещевой аттестат. Выдан лейтенанту Иванову…“ — резко бросил Кочневу, у которого, как у девушки, мелко подрагивали короткие белесые ресницы:
— Старика — ко мне! Живо!
Когда угловатый солдат убежал, попенял Вадиму:
— Рассопливился твои сапёр, тошно смотреть!
— Не обтерся еще: второй раз на выходе, — вступился Колков и перевёл разговор на другое. — Думаешь: врёт дед?
— Не знаю… Сам видишь: бой был здесь. И кисть, похоже, Иванова, того самого. Гранатой оторвало… И чего это он аттестат в руке держал? Вот она, жизнь-житуха! Аттестат сдать вещевикам не успел… А сейчас он ему без надобности.
— Может, рано хоронишь?
— Может, и рано… — согласился Люлёк.
…Старик, которого привели Кочнев и Телло, ничего нового не сообщил. На все вопросы капитана, которые старательно переводил таджик, отвечал одно и то же: бой был здесь, потом моджахеды ушли в горы и увели с собой „шурави“[5]; больше он ничего не знает.
Поняв, что большего не добиться, Лукоянов поручил Телло охранять старика, а сам разбил отряд на две части: одна, во главе с Колковым, будет обследовать склон горы у подножия; другая, под командой капитана, продолжит поиски ближе к вершине. Встретиться договорились через час возле „Урагана“.
…Экипаж нашёл Вадим. Пробираясь по ложбине, поросшей чахлой травой, он обратил внимание, что земля в одном конце отличается по цвету. Такое бывает на месте установки мины…
Щупом стал сантиметр за сантиметром проверять подозрительное место. Щуп беспрепятственно уходил вглубь.
Вместе с Кочневым осторожно разгребли землю руками. Когда убрали верхний слой, в нос ударил знакомый сладковатый запах. Солдата вырвало. Дальше Колков работал один. Вскоре неглубокая могила была разрыта…
Сверху, оскалившись, лежал труп черноволосого солдата, под ним тело лейтенанта. С помощью подоспевших разведчиков Колков извлёк из ямы останки погибших и уложил их на плащ-палатку. Тело Иванова было изуродовано взрывом гранаты до неузнаваемости: вместо лица — бесформенное месиво, живот вспорот, правая рука без кисти. От обмундирования уцелели только обрывки защитной рубашки с измазанными кровью и землёй лейтенантскими погонами. Ташмирзоев, напротив, без единой царапины. Если бы не пулевая пробоина в затылке, трудно было бы определить, от чего он погиб.
Тела отнесли к „Урагану“ и стали ждать возвращения Лукоянова. Люлёк появился точно в условленное время. Потный, раздосадованный бесполезным брожением по горам, капитан, осмотрев убитых, стал еще мрачнее. Зло зыркнул на старика:
— Обмануть хотел, „божий одуванчик“! Ну, пеняй на себя… — и уже Вадиму: — Пора сниматься. Там, за перевалом, тропа. Я посмотрел, пройти можно до самой дороги. Дело мы сделали: ребят нашли… Ты говоришь, „Ураган“ начинил надёжно?
— Нормально… Если от ПТМ „духовский сувенир“ сдетонирует, от установки ничего не останется… А что будем со стариком делать?
Люлёк помолчал, что-то обдумывая, потом крикнул переводчику:
— Золотце, деда сюда! — и когда те приблизились, приказал: — Вяжи его!
Солдат замялся, поглядывая на Колкова.
— Что ты задумал, Валера? — спросил старлей.
— Подстраховаться хочу, чтобы нас на обратном пути „бородатые“ не продырявили… Как? Об этом пусть у тебя голова не болит… Старик — моя забота. А ты забирай команду и дуй на перевал. Мы с Телло вас догоним.
— А может, зря? Отпусти старика с миром. Ну, какой он „дух“? — попытался урезонить Вадим.
По Лукоянова уже понесло:
— Послушай, Вадик! — ощерился он. — Кто здесь командует: я или ты? Я… Мне и решать, что зря, а что не зря! А ты — делай, что сказано!
Таким Люлька Колков еще не видел. Он хотел ответить столь же резко, но только покачал головой.
Уже выйдя на тропу, Вадим оглянулся: капитан и таджик ремнями привязывали стоящего на коленях старика к дверце „Урагана“. Лица аксакала не было видно, по Колкову показалось, что он молится…
…Ротный и Телло догнали отряд на седловине перевала, когда Колков приказал сделать пятиминутный привал. Люлёк подошел к Вадиму и протянул руку:
— Прости, погорячился… Что-то нашло! Понимаешь: одно к одному…
— Понимаю, — сказал Колков.
Лукоянов продолжал:
— Деду я шанс дал, если дёргаться не будет…