Господин Кристя засмеялся:
— Это та, которую ты хотел постричь в монашки, чтоб тебе земля осталась?
— Не затем, барин… — оправдывался мельник, несколько пристыженный.
— Нет, затем. Да это и правильно, ведь кому, как не тебе, знать, что делать с ее землей.
Мельник молча проглотил слюну, уставив на помещика свои больные глаза.
— Слыхать и про брата моего Митрю, греховодника, что возвращается он.
— А ведь болтали, что он погиб.
— Не погиб. Это так только говорили. А теперь оттуда весточка пришла.
Мельник был весь внимание, ожидая совета от человека, который был поумнее его, «потому что сумел накопить больше».
— В конце концов, если он и придет, что тревожиться? Такой, как он, будет рад, что хоть шкуру сохранил; будет рад и куску хлеба от нас. Разве я не здесь? Разве у нас нет властей? Нет жандармов? Он в наших руках.
— Они с войны приходят отчаянные, барин.
— Знаю, об этом я тебе с самого начала говорил…
Что он говорил с самого начала? Говорил что-то о переговорах и ловких людях. Гицэ Лунгу ничего толком не понял и смущенно улыбался.
— Я, барин, боюсь, как бы не вернулся он калекой. Засядет у нас на печи, а ты корми его. Уж лучше бы убили, чем этак.
— Послушай, Гицэ, ждал ты до сих пор, подожди еще немножко, — посоветовал помещик, которому стал надоедать этот разговор. — Разберешься, а там и примешь меры, смотря по обстоятельствам.
Гицэ Лунгу почесал за ухом, уставившись в угол, куда смотрел и помещик. Что может там храниться? Деньги? Деньги в банке в Бухаресте. Дурак он, что ли, чтобы держать их в Хаджиу? Только мельники, которым ума не хватает, держат пачки банкнот в Малу Сурпат. Но и мельники уж не такие простаки, как о них думают. Где эти пачки спрятаны, сам черт не найдет.
— Понял?
— Понял, — вздохнул мельник. — Позвольте мне еще как-нибудь зайти…
— Заходи, — пригласил боярин Кристя.
Его «заходи» прозвучало менее равнодушно, чем в другие разы, и Гицэ обратил на это внимание.
«Значит, и у него есть во мне нужда», — подумал он, спускаясь с вышки и заботливо поправляя на голове новую шляпу.
Случилось так, что господин Кристя в тот же самый вечер послал верхового объездчика за Гицэ, чтобы тот как можно скорее пришел в именье. Были позваны и другие: староста и писарь, поп и учитель, начальник жандармского участка и разные деревенские заправилы, чтобы узнали они о добрых вестях, переданных по радио.
Гицэ задержался, пока натягивал на себя белье, снятое из-за августовской жары, пока старательно одевался, собираясь к Трехносому и раздумывая, что это за вести могут быть. Добрые ли вести? Может, что-нибудь стало известно о Митре? Только из-за этого не стал бы Кристя вызывать столько людей. А может, хочет сообщить, что немцы наконец взялись за дело по-настоящему — пустили ядовитый дым или лучи смерти.
Он бежал, гулко топоча каблуками, по тихим, молчаливым улицам села. Перед входом в Хаджиу он услышал впереди себя, среди высокой кукурузы, громкий разговор. Гицэ заторопился еще пуще и наткнулся на тех, что были вызваны в именье.
— Вы были там? Что случилось?
— Случилось, что заключили перемирие с «советами». Теперь все своими делами будем заниматься, избавимся от немцев.
В темноте мельник пытался узнать, кто это говорит.
— Это волостной старшина, — шепнул ему на ухо поп Нае.
— И мне бы сходить туда, — сказал Гицэ.
— Не ходи, — посоветовал ему начальник жандармского участка Данциш. — Господин Кристя устал, выпил немножко с нами и лег спать. Завтра встанет, чтобы принять меры.
— Какие меры?
— Меры, надлежащие при таком событии. Ведь мы должны рассказать людям, объяснить, посоветовать…
— Верно. Завтра зайду к нему.
Поп Нае толкнул его локтем и шепнул:
— Что на него смотреть? Сам на себя смотри. Русские идут.
— Ну и что, если идут? — пробормотал Гицэ.
— Ничего, только я тебе говорю, чтоб ты все обдумал. Это тебе мой совет.
Они возвращались в Малу Сурпат, разговаривая о всяческих мелочах под вечными звездами.
Не было и шести часов утра, когда боярин Кристя, серьезный и суровый, уже сидел на низеньких рессорных дрожках, сдерживая вожжами рысаков. Медленно объехал он свое именье. Все люди были на местах. Таков был его приказ: каждый при своем деле! Потом он быстро покатил в Дрофы. Там он рассердился, увидев, что с работами запоздали. Только-только запрягли волов и повели их к плугам, оставленным на бороздах.
Тригля издалека увидел Трехносого и ожидал у землянки посреди дороги, около стана. Голова его была непокрыта, и легкий утренний ветерок трепал его седые волосы. В правой руке он держал обрывок цепи.