Мотив одиночества — «сквозной» в творчестве Кавабата. Писатель признаёт одиночество фундаментальным условием самого человеческого существования. И есть только одно по-настоящему способное растворить это одиночество. Это красота. Именно сопричастность красоте соединяет прошлое, настоящее и будущее. Именно прорастание её в жизнь отменяет ужас перед трагедией жизни. Кавабата любил цитировать искусствоведа Ясиро Юкио: «Когда видишь снег, луну, цветы, более всего думаешь о друге». Этот мотив душевной потребности поделиться прекрасным — очень древний. Он есть и в китайской поэзии, и в средневековой японской прозе. Автор «Записок от скуки» Кэнко-хоси говорил: «Когда сильнее ощущаешь очарование мира, людская любовь становится совершеннее».
Самое знаменитое эссе Кавабата — речь при вручении Нобелевской премии — называется «Красотой Японии рождённый». Слово «красота» — чуть ли не самое часто употребляемое в словаре писателя. Вот названия других его эссе: «Бытие и открытие красоты», «Красота японской литературы», «Открытие японской красоты». «Нетленная красота». Красота же прочно соединена в творчестве писателя с любовью ко всему сущему. «Я не ребёнок, за богатством не гонюсь, понимаю тщетность славы и, не имея, подобно пролетарским писателям, счастливого [общественного] идеала, самой прочной опорой в жизни считаю любовь» (перевод М. П. Герасимовой). В произведениях Кавабата часто отсутствуют или ослаблены столь привычные нам завязка, кульминация, развязка. Дление красоты и любви — вот настоящий смысл того, что оставил нам этот великий писатель.
После присуждения Нобелевской премии Кавабата почти не писал. Премия «настигла» его в то время, когда она была ему уже не слишком нужна. Он мучился от бессонницы и депрессии. Страшным ударом стало для него ритуальное самоубийство в 1970 г. другого замечательного писателя, любимого ученика и друга — Мисима Юкио. В традициях великих японских писателей XX века Кавабата тоже покончил жизнь самоубийством. Акутагава Рюноскэ, Дадзай Осаму, Мисима Юкио… Кавабата последовал за ними. Он отравился газом. Вопреки японским обыкновениям, он не оставил предсмертной записки. Из окна кабинета Кавабата была видна гора Фудзи.
А.Н. Мещеряков