«Выделываете физкультуру прямо на крыше! Совершенно голые!» Мать была возмущена. «Не одна или две, вас там пятьдесят человек было! Словно школьницы какие! Ну не совершенно голые, но ноги-то всё равно голые!»
Плоская бетонная крыша была залита весенним солнцем. Юная танцовщица ощущала, как вытягиваются руки и ноги — словно ростки бамбука. «Как школьницы, говоришь… Да сейчас на открытом воздухе никто никакой физкультурой уже не занимается». Мать пришла встретить дочь к дверям раздевалки. «Петух ночью закукарекал. Я подумала может что с тобой стряслось». Мать ждала, пока не кончится репетиция. «Завтра мне предстоит выступать голой», — хотела признаться дочь. Но вместо этого сказала: «Сюда приходил какой-то странный человек. Там, где ты меня ждала — душевая рядом. Мне сказали, что он там стоял целый час, всё что-то высматривал. Окно там матовое и расположено высоко — даже никаких теней не видно. Так, только капли по стеклу текут. На них, говорят, и смотрел». «Вот потому петух и волновался», — сказала мать. Есть такой обычай — относить петуха, который закукарекал ночью, в буддийский храм в районе Асакуса. Храм посвящён богине милосердия Каннон. Считается, что таким образом можно отвадить несчастье. Вот и получается, что все те петухи, которые бродят возле храма в компании с голубями, оказались там по этой причине.
Юной танцовщице пришлось вечером следующего дня зайти домой, забрать петуха и отправиться в храм. Она шла через район Хондзё, потом перешла по мосту Кототои через реку Сумидагава и попала в Асакуса. Петуха, завёрнутого в платок, она держала под мышкой.
Когда девушка, стоя перед храмом, развернула платок, петух вывалился на землю, растопырил крылья и поспешно умчался неведомо куда. «Идиот!» Ей стало жалко петуха — наверняка забился под какой-нибудь куст. Она стала искать его, но не нашла. Тут танцовщица вспомнила, что ей было велено помолиться. «Дорогая Каннон! Может, ты была танцовщицей в прошлом рождении?» Девушка склонила голову. Когда же подняла глаза, ей пришлось удивиться: несколько петухов мирно спали на ветках высокого дерева.
«Что там с моим петушком?» — танцовщица остановилась перед храмом Каннон. Она шла в театр. Вдруг она увидела, как её петух приближается к ней. Она покраснела и бросилась наутёк. Петух побежал ей вдогонку. Люди, гулявшие по парку, остолбенели при виде этой странной сцены.
Шли дни, петушок, гуляя среди людей, одичал. Он даже выучился немного летать. Его крылья посветлели от налипшей на них пыли. Вместе с голубями он выискивал в земле зёрнышки с видом вполне независимым — словно юные бродяги, шатавшиеся по Асакуса. Бывало, что бодро запрыгивал и на ящик для пожертвований, стоявший перед статуей Каннон.
Танцовщица же к Каннон больше не захаживала. Что толку — всё равно петух уже забыл её.
У матери в доме вылупилось два десятка цыплят. Они-то могли пищать даже ночью — в этом не было ничего предосудительного. «Вот и человеческие детки ночью плачут. Ну и что такого? А вот если взрослый ночью заплачет, тогда дело плохо».
Девушка произносила эти смешные слова, которые теперь стали что-то значить и для неё самой.
Танцовщица часто гуляла с мальчиками. Если ты не выдающаяся балерина, то тебе приходится гулять со школьниками.
Когда она однажды вернулась домой, мать сказала: «Что-то не так. Снова петух ночью закукарекал. Отправляйся-ка в храм». Девушка похолодела. Улыбнувшись, ответила: «У нас вылупилось ровно двадцать цыплят. Так что, наверное, мне такое разрешение вышло — с двадцатью мальчиками гулять. Мне этого до самой смерти хватит».
Однако она ошиблась. Крик петуха означал совсем другое.
Когда девушка несла под мышкой завёрнутого в платок петушка, за ней пошёл какой-то странный человек. Девушке было не столько страшно, сколько она стеснялась своего нелепого вида. А потому, вообще-то говоря, нам следует погромче закричать, чтобы предупредить её. Вид у неё был весьма растерянный, так что незнакомец выбрал самый подходящий момент.
— Послушайте-ка, уважаемая, не согласитесь ли вы поучаствовать в одном мероприятии, которое принесёт нам кучу денег? Должен признаться, что я каждый день роюсь в мусорных ящиках вашего театра. Нет-нет, я и не думаю найти там что-нибудь материальное. Мне нужны всего лишь бумажки — те клочки адресованных танцовщицам любовных записочек, которые выбрасываются туда в достаточном изобилии.
— О чём это вы?
— Понимаешь, мы могли бы шантажировать идиотов, которые шлют такие письма. А если бы у меня была помощница в театре, задача сильно бы облегчилась.