Часто в городе бывало две или более враждебные боярские партии. Иногда одной стороне удавалось натравить простой люд против другой, тогда народные массы, подстрекаемые теми, кто стоял во главе веча, поднимались против своих притеснителей, и их движение, перерастая предполагаемые рамки, переходило в восстание. Такое вот вече, закончившееся народным восстанием, и описывает летописец. Заметьте, что хотя автор этого рассказа - в нем исследователи видят игумена Печерского монастыря Никона - осуждает киевлян за то, что они разграбили княжой двор и прогнали Изяслава, он сочувствует им. Они ведь требовали продолжения борьбы с половцами, они хотели встать на защиту Руси.
О бегстве Всеслава от киевлян из Белгорода пишет и автор «Слова о полку Игореве»: «Скакнул от них лютым зверем в полночь из Белгорода, объятый синей мглой».
Рассказ написан печерским летописцем. В нем звучит резкое осуждение князя Мстислава, сына Изяслава, без суда и следствия погубившего стольких людей. Вспомним, что тот же летописец укорял Изяслава и других Ярославичей за нарушение клятвы, данной Всеславу (1067). При описании освобождения Всеслава из поруба в 1068 году симпатии летописца, как и в данной повести, на стороне киевлян. Вот почему Изяслав, вернувшись з Киев, «начал гневаться» на игумена Киево-Печерского монастыря Антония и, схватив его ночью, отослал в Чернигов. Но такое действие князя не остановило печерских летописцев, они и дальше будут винить князей, не дававших отпора кочевникам, приводивших иноплеменников на Русь, нарушавших клятвы, бросавших горожан в тяжелую минуту. Тем и замечательна летопись, что она выражает народные интересы и смело обличает неправых правителей.
В средние века народные движения и на Руси и на Западе обычно принимали религиозную форму. Потому-то во главе смердов, сельского населения, восставшего в Ростовской области, стали жрецы-волхвы.
Рассказ сообщает немало интересного о жизни смердов. Мы узнаем, что из их среды выделились зажиточные слои, которые держали запасы продовольствия и пользовались этим во время неурожаев. Голод вызывал восстания неимущих слоев смердов. Летописец Никон, автор рассказа, сам принадлежал к высшему сословию. Поэтому естественно, что он относился отрицательно к мятежным смердам. Но все же он нарисовал правдивую картину. Его рассказ говорит об ожесточенности социальной борьбы, о беспощадности расправы над восставшими. Особенно интересно, что смерды изображены им не приниженными и безгласными. Напротив, Никон отмечает их стойкость, уверенность в своей правоте, наличие у них самостоятельных взглядов на мир.
Рассказ о сотворении человека из «ветошки», то есть старой тряпки, отражает одну из первых попыток несколько иначе объяснить происхождение человека, нежели его объясняла господствующая церковь. Объяснение мира, несогласное с учением церкви, называлось ересью и было мировоззрением народных масс, боровшихся с официальной религией. В наивной легенде о ветошке впервые в русской литературе противопоставляется добро и зло, как искони господствующие в мире враждующие и непримиримые начала. Такое понимание было философской основой большинства народных движений Запада в средние века.
Рассказы о волхвах летописец объединяет под 1071 годом. В народе была жива вера в то, будто волхвы обладают даром высшего знания. Эту веру летописец и стремится опровергнуть. Из записи о «мятеже» в Новгороде очевидно резкое расслоение городского населения. С одной стороны епископ, с ним князь и его дружина, с другой - остальной городской люд.
После смерти Ярослава установился сложный порядок наследования. По завещанию Ярослава киевский стол занял его сын - Изяслав. Но после смерти Изяслава власть переходит не к его сыну, а к следующему по старшинству брату - Всеволоду. (Святослава, второго брата, в это время уже не было в живых.) Когда же умирает и Всеволод, то право на киевский стол получает опять не сын покойного, то есть не Владимир Мономах, а сын старшего брата - Святополк Изя-славич.
При смене киевского князя старшие князья переходили из Переяславля в Чернигов. Когда умирали младшие братья, занимавшие окраинные волости, их сыновья становились «изгоями», они изгонялись из отцовских волостей, а взамен получали какую-нибудь совсем небольшую волость. Вот и поднимали они междоусобные брани, требуя себе лучших уделов.