– Экая сволочь! – не удержался я.
Дьяконов расхохотался:
– Я же говорил, идеологически – не выдержан…
Дьяконов остался в Воскресенском еще на два дня. Я приехал в Святское уже ночью… Окна моей квартиры светились.
За столом сидел Лыков и одиноко ел жареную курицу. Коротко кивнув мне, предупредил:
– Ты не бойся – там, в камбузе, еще одна курица есть. Водки, случайно, не захватил? Я здесь пока продажу питей велел прикрыть… Не ко времени.
– Нет, Семен Александрович… как-то не подумал…
– Гм… Ну и хорошо сделал. Хотя, вообще-то, с тебя причитается… Жена твоя приехала.
– Как?
– Очень просто: бросила школу, сбежала из Бутырки и приехала. Второй день кормит меня жареными курами.
– А где же она?
– Внизу. У твоей квартирохозяйки.
Лыков постучал черенком ножика о половицу…
Через три минуты ко мне бросилась на грудь жена.
– Ты чего такая зареванная?
– Не могу я больше, не могу! Ушла из Бутырки… Мужики друг на друга зверями смотрят! Моего хозяина раскулачили, увезли вместе с семьей бог весть куда!.. Кругом поджоги, убийства… Дети в школу не ходят… И за тебя я измучилась!
– Надклассово-беспартийный ужас, – мрачно сказал Лыков, положив на тарелку обглоданную куриную ножку.
Я вытер платком мокрые глаза жены…
– Ну и очень хорошо! – как мог веселее заметил я. – Съезди в город, отдохни, развлекись…
– Уедем вместе! Если бы ты знал: какая это мука думать, что тебя могут… Боже мой, почему я такая несчастная?!
– Да что со мной может статься? – удивился я. – Ты совершенно напрасно беспокоишься. Вот и в этот раз – съездил, выполнил партийное задание – только и всего. Верно, Семен Александрович?
Семен Александрович развел руками:
– О чем разговор? Самое обыкновенное партийное поручение: проверил, как работает изба-читальня. И нечего тебе, Антонина Батьковна, так волноваться…
– Да, – всхлипнула жена, – Шаркунов сказал Анне Ефимовне, что Дьяконова ранили…
Лыков снова развел руки в стороны.
– Ну, поехали! Анна Ефимовна – Дарье Сергеевне; Дарья – Марье Антиповне; Марья – Антонине Батьковне… Разведут такую карусель, что и не поймешь ничего! Ох, уж этот мне женотдел!.. Ну, ладно, супруги… Спасибо, Тоня, за курицу. Вторая там в кухне. В целости и сохранности. Я пошел…
Уже надевая пальто, Лыков сказал серьезно:
– Завтра возьми райкомовскую пару и отвези Тоньшу на станцию… Нынче в деревне дачникам – не сезон… Будь здоров!
– Буду, – ответил я. – Спасибо…
ДЕЛО, HE СТОИВШЕЕ ВЫЕДЕННОГО ЯЙЦА, ИЛИ ДОРОЖНАЯ ЯИЧНИЦА
Как-то я зашел в сельсовет районного центра переговорить о проведении общественной юридической консультации. В сельсовете, по обыкновению, было полно мужиков, пришедших не столько выяснить какое-либо дело, сколько обменяться новостями и почадить самокрутками «на миру». Председатель, тоже, по обыкновению всех сельсоветских председателей, отсутствовал, и я прошел в маленькую, отгороженную от «приемной» комнату с провалившимся в углу полом, где стоял вместо канцелярского шкафа деревенский буфет, окрашенный штакетной зеленью. Здесь, за кухонным столиком, покрытым куском кумача, восседал секретарь совета – мужчина неопределенных лет в сатиновой рубашке и залатанном на локтях пиджаке.
Против секретаря молча сидел на скрипевшей табуретке и, посапывая носом, читал старую газету какой-то пришлый человек в брезентовом пыльнике и старинном картузе синего цвета с матерчатым козырьком. Я осведомился: скоро ли придет председатель?
Секретарь ответил:
– Должон вскорости быть, товарищ следователь…
Услыхав этот ответ, человек в пыльнике отложил газету и, повернувшись вполоборота, осмотрел меня самым внимательным образом – снизу доверху и, опять, сверху донизу. Так барышники осматривали лошадей. Но посетитель мало походил на примелькавшийся тип конского барышника времен нэпа, обычно мужчину цыганского склада с бегающими рысьими глазками, но всегда самоуверенного и с оттенком некоторой вальяжности. В этом, напротив, чувствовалась явная растерянность, а внешностью он почему-то напоминал крысу.
Я тоже взял с подоконника газету и, устроясь возле окна, стал читать окружные новости трехнедельной давности.
– Готово? – спросил секретаря посетитель в картузе.
– Написал, да вот печать гербовую председатель с собой унес… Подождите малость…
– Некогда. Ехать мне нужно. Давай акт – пойду заверю в РИКе.
– Незаконно. РИК не будет заверять. Мы должны. По закону… Как, товарищ следователь, имеет право РИК заверять наш акт?
Теперь и я отложил газету.
– А в чем дело?
– Да вот гражданин заготовитель попросил акт составить на бой.
– Какой бой? Кто с кем бился?
– Яичный бой… Яйца разбились.
Удерживаясь от улыбки, я поинтересовался:
– Много?
– Десять тысяч, – пояснил сам незадачливый заготовитель яиц, – десять тысяч!
Он достал платок и, приложив его к глазам, стал всхлипывать.
– Пропал я теперь! Как есть – пропал! Вить по гривеннику без малого штука обошлась…
И вдруг заплакал. Тяжелым, беззвучным плачем пожилого мужчины.
– Ну-ка, дайте мне ваш акт!
В акте было написано что заготовитель Петуховского сельпо гражданин Ракитин Феофилакт Никандрович, следуя с тремя подводами яиц, на перекрестке двух дорог встретился с трактором.
Тракторы в нашем районе только что появились и вызывали смертельный страх у лошадей. У Ракитина были подводы без возчиков, и лошади шли привязанными на коротких поводах, каждая к задку телеги, тащившейся впереди. Увидев вынырнувшее из зарослей придорожного кустарника техническое чудо, кони вздыбили и, ломая оглобли, шарахнулись в сторону.
Телеги перевернулись, веревки лопнули, и на дороге возник невообразимый хаос из обезумевших лошадей, опрокинутых телег, вдребезги разбитых ящиков и тысячи раскоканных яиц, пересыпанных опилками Трактор прогремел дальше.
– Вы установили, чей был трактор? Да перестаньте хныкать. Вы же мужчина!
– Семеро у меня, товарищ следователь! Семь ребятенков и мал мала меньше… По миру пойдут теперь… А трактор – я вызнал – Михайловский трактор… Михайловского ТОЗа, значит… Ох, боже мой, боже мой! Погиб я, как есть – погиб! И за что же, господи, такая беда постигла?!
Мне он очень не нравился. Казался хитреньким и жуликоватым. Я взял себе составленный акт и, отобрав у него квитанционные книжки и личные документы, сказал:
– Еще раз говорю – перестаньте ныть. Слезами горю не поможешь. Поживите в райцентре дня три-четыре. Я поручу разобраться в этом деле кому следует. А завтра вечером придете в мою камеру. Здесь знают и покажут.
…Придя к себе, я позвал Желтовского:
– Сходи за Родюковым.
Родюков был недавно назначенным в район уполномоченным уголовного розыска. Он очень увлекался своей профессией, и было у него что-то общее с моим секретарем. Такой же фантазер и «детектив»-мечтатель. Только интеллектуально «в плечах поуже» Желтовского. Между собой они не ладили из-за какой-то местной девицы.
– Вот что, молодые люди, – сказал я им, – есть интересное дело. В нашей практике таких дел еще не бывало. Возможны чудесные превращения; потерпевший может превратиться в обвиняемого, а подозреваемый может оказаться потерпевшим…
– Ого! – сказал Родюков. – Первый случай в моей практике.
– Гм! – откликнулся Желтовский. – Действительно, загадочное дело!
– Конечно. Иначе я бы к вам, товарищи, и не обратился Так вот, расследование по этому загадочному делу поручаю вам, обоим. Только таким образом, чтобы каждый вел следствие самостоятельно, не посвящая другого ни в методику своего расследования, ни в результаты. Понятно? Кроме того, не рассчитывайте на какие-либо указания… Словом, полная самостоятельность! Сейчас возьмите моего Гнедка и вместе съездите на место происшествия. Протокол осмотра составьте объединенными силами, а потом… потом действуйте каждый поврозь.
– Труп? – нахмурился Желтовский.
– Врача нужно брать? – спросил Родюков.
– Нет, не труп. И врач не понадобится. Вот акт, прочитайте…
Они впились в документ, написанный секретарем сельсовета, одновременно, даже попытавшись по-мальчишески отобрать разлинованный лист друг у друга. Но, прочитав, сразу скисли…