Через некоторое время он услышал, как отец потушил лампу и пошел к себе в комнату. Он слышал, как зашумел в кронах деревьев поднявшийся ветер, и почувствовал холод, проникавший сквозь сетку на окне. Долго лежал, зарывшись лицом в подушку, потом перестал думать о Пруди и наконец уснул. Проснувшись ночью, услышал шелест ветра в зарослях болиголова, растущих около дома, и шум волн, бьющихся о берег озера, и опять заснул. Утром дул сильный ветер, и вздымавшиеся волны с разбега обрушивались на берег, и, понемногу просыпаясь, Ник не сразу вспомнил, что его сердце разбито.
Индейцы уехали[5]
Петоски-роуд шла в гору от фермы дедушки Бэкона. Его ферма находилась в конце дороги, хотя всегда почему-то казалось, что дорога начиналась здесь и отсюда вела в Петоски. Карабкалась по склону, крутая и песчаная, тянулась по краю леса, пока не исчезла там, где поля на склоне закрывались стеной высоких деревьев.
Когда дорога углублялась в лес, земля становилась прохладной, на влажном песке оставались четкие следы. Дорога поднималась на холмы и спускалась с них, проходя через лес. Ягодные кусты и редкие буки по обе ее стороны время от времени приходилось вырубать, чтобы они не поглотили дорогу. Летом индейцы собирали вдоль дороги ягоды, а потом приносили их вниз, к нашему коттеджу, чтобы продать. Лежащие в корзинах ягоды малины пускали красный сок под собственной тяжестью, от солнечных лучей их приходилось укрывать листьями липы. Потом наступал черед черники, твердой и лоснящейся, в ведрах. Ее приносили индейцы, выходя из лесу к нашему дому на берегу озера. Никогда не удавалось услышать, как они приближаются, когда они вдруг возникали у двери на кухню с корзиной или ведром, полным ягод. Иногда Ник, лежа в гамаке с книгой, улавливал запах индейца, входящего в ворота за дровяным сараем, по другую сторону дома. Все индейцы пахли одинаково. Это был сладковатый запах, присущий всем индейцам. Впервые Ник ощутил его, когда дедушка Бэкон сдал индейцам в аренду бревенчатый дом в дальнем конце фермы, и после того, как они съехали, Ник, войдя в дом, почувствовал, как все им пропахло. Дедушка Бэкон после этого не смог найти белых арендаторов, и индейцы тоже больше не желали арендовать его, потому что индеец, который жил здесь последним, пошел в Петоски 4 июля, чтобы напиться, а на обратном пути заснул на железнодорожных путях, и его переехал полуночный поезд. Индеец этот был очень рослым, это он выстругал Нику весло каноэ из ясеня. В этом бревенчатом доме он жил один и употреблял обезболивающие, после чего всю ночь бродил по лесу. Так поступали многие индейцы.
Индейцы, добивавшиеся успеха, куда-то исчезали. Раньше такие были — старые индейцы, владеющие фермами. Они работали на них, старели и толстели в окружении детей и внуков. Индейцы такие, как Саймон Грин. Он жил в Хортоне-Крик, где ему принадлежала большая ферма. Когда Саймон Грин умер, его дети продали ферму, разделили деньги и разъехались кто куда.
Ник запомнил Саймона Грина сидящим на стуле перед кузницей в Хортонс-Бей и потеющим на солнцепеке, пока его лошадям меняли подковы. Ник лопатой рыл влажную землю под стенкой сарая, пальцами доставая из нее червей, и слышал доносящиеся с кузницы удары металла о металл. Он добавил немного земли в банку с червями, зарыл ямку и заровнял лопатой землю. Саймон Грин сидел на солнцепеке.
— Привет, Ник, — поздоровался он, когда Ник вышел из тени сарая.
— Здравствуйте, мистер Грин.
— Собираешься на рыбалку?
— Да.
— Очень жаркий день. Передай отцу, этой осенью у нас здесь будет изобилие птицы.
От кузницы Ник пошел через поле к своему дому, чтобы взять удочку. Когда направлялся к реке, увидел Саймона Грина, ехавшего по дороге на своей двуколке. Ник как раз вошел в заросли кустарника, и Саймон Грин его не заметил. Больше он Саймона Грина не видел. Зимой старик умер, а летом ферму продали. Он не оставил ровным счетом ничего, кроме фермы. Все свободные деньги вкладывались в нее. Один из его сыновей хотел и дальше работать на ферме, но остальные придерживались другого мнения, и ферму продали. За нее они выручили только половину того, что рассчитывали получить. Сын Грина, Эдди, который хотел и дальше работать на ферме, купил участок земли неподалеку от Спринг-Брука. Двое других сыновей купили бильярдную в Пеллстоне. Прогорели и остались без денег. Так уходили индейцы.
В ОДИНОЧКУ
Свет мира[6]
Когда мы показались в дверях, хозяин бара поднял голову, потом протянул руку и накрыл два блюда с бесплатной закуской стеклянными крышками.