Я слушал. Я так слушал, что не заметил, как подъел треть закуски. Я прямо видел всё, будто наяву. Это ко мне, а не к Хизэши, прибежал всклокоченный от быстрого бега цирюльник Тода — осведомитель, как и все цирюльники города. Где стрижка и бритьё, там и сплетни с новостями, а уши брадобрея всегда свободны. Каждое утро вместе с другими цирюльниками Тода являлся с докладом в жилище квартального досина. Но в этот раз он прибежал раньше обычного.
— Тода с сыном живут в цирюльне, на втором этаже. Жена умерла прошлой зимой; впрочем, это неважно. Сын вышел на двор по ночной нужде, а вернувшись, разбудил отца и сказал, что перед цирюльней ждёт сборщик трупов. Само по себе это было странным: никого из сословия эта в цирюльне не обслужили бы. По словам сына, трупожог умолял о встрече с Тода, причём до того, как Тода отправится с докладом ко мне…
Я выпил саке. Я будто своими ушами слышал, как насмерть перепуганный сборщик трупов просит цирюльника доложить в полицию, что на границе квартала эта обнаружено тело безликого. Будь это обычный каонай, его сожгли бы — и дело с концом. Перед костром обобрали бы, присвоив всё мало-мальски ценное. Его и обобрали — эта не слишком брезгливы, когда речь заходит о добыче. Трупожоги и не подумали бы сообщить куда следует о имуществе каонай, но рядом с покойником, спрятанная в холщовый мешок, лежала…
— Маска, Рэйден-сан.
— Маска?
— Служебная маска карпа. Ваш слуга носит такую же.
— Вы уже выяснили, чей это был слуга?
— Ничей.
— Как ничей? Он что, украл маску? Экий мерзавец!
— Это был кандидат в слуги. Он жил в бараке при вашей управе и ждал, пока его выберут. Его с вечера послали в лавку медянщика на улице Отомару — забрать маску, изготовленную по заказу господина Сэки. Маски портятся, теряются, их запас надо возобновлять. Судя по всему, безликий забрал маску, а потом где-то задержался. Квартальные ворота заперли, он пытался пробраться задами, вдоль сточных каналов. По дороге каонай был убит неизвестным.
— Точно убит? Не замёрз? Не разорван собаками?!
— Точнее быть не может.
Я выпил ещё саке. Доел редьку, бросил себе в миску гречневой лапши. Сейчас я понимал досина. Казалось, надо есть и пить, пить и есть, и истина откроется нам — а может, вся эта нелепая история обернётся дурным сном. Второй безликий за два дня? Убиты среди ночи? Кандидат в слуги?!
«…и заняться делом, если я сочту показания досина важными для службы».
Будь оба каонай слугами дознавателей — или кандидатами в слуги — я бы с уверенностью сказал, что это дело заслуживает самого пристального внимания Карпа-и-Дракона. Но второе убийство могло оказаться случайностью — убийца, вероятно, даже не подозревал о том, что каонай несёт с собой служебную маску.
— Предплечье. Живот. Шея.
— О чём вы, Хизэши-сан?
— Так доложил цирюльник со слов трупожога. На теле безликого были обнаружены ранения: предплечье, живот, шея. Кстати, маска покрыта царапинами. Она лежала в мешке, и тем не менее.
— Каонай защищался? Закрывался мешком с маской?
— Похоже на то. Мешок сильно изрезан.
— Вы видели труп?
— За кого вы меня принимаете, Рэйден-сан? Разумеется, нет.
Ну да, конечно. С чего бы квартальному досину глядеть на тело убитого каонай? Он и на живого-то взгляда не бросит. Зато на меня Хизэши бросал взгляды поминутно. И в каждом новом взгляде читалось облегчение — куда большее, чем в предыдущем. Доклад прозвучал, дело безликих спихнули на Торюмона Рэйдена, чьё призвание — копаться во всякой грязи. Теперь досин мог забыть о происшествии, которым был вынужден заняться в ущерб своему достоинству и положению.
— Что-то ещё, Хизэши-сан?
— Так, пустяки. Не знаю, важно ли это.
— Я слушаю.
— Трупожог, обнаруживший тело, владел грамотой. Он утверждал, что на снегу рядом с телом были начертаны иероглифы. Не доверяя своей грамотности, он перерисовал их, как мог.
— Что там было написано?
— Вот, — Хизэши протянул мне полоску бумаги. — Пусть вас не смутит мой почерк. Я переписал всё заново. Трупожог, вне сомнений, старался изо всех сил. Но у меня глаза кровоточили, когда я разбирал его записи.
Это были стихи.