— Не слышал никогда.
— А они смеялись. Кроме еды и одежды, я снабжал их гримом. У меня остались друзья в труппах Акаямы, я всегда мог рассчитывать на остатки грима в коробках. Я не говорил, зачем мне нужны эти краски, а актёры не спрашивали.
— Ребёнку они тоже рисовали лицо?
— Зачем? Дитя имело своё собственное.
— Кто ещё, кроме вас, посещал семью каонай?
— Слуга господина Рэйдена. Это началось раньше, с тех пор, когда он ещё не поступил на службу.
— Вы говорили с ним о причинах его приязни к этим отшельникам? Насколько мне известно, безликие редко встречаются, а ещё реже живут вместе. Ходят слухи, что на Хоккайдо в горах есть целое поселение безликих, куда не заглядывают местные жители, но я не верю в это. Людям свойственно доверяться вымыслу, а климат на Хоккайдо слишком суров, особенно в горах.
— Однажды слуга господина Рэйдена сказал мне, что эти безликие воскрешают для него легенду его родины.
— Какую же?
— Доблестный самурай Марусари Дего был беден, семья Сегуро не хотела отдать за него свою дочь. Самурай отправился воевать, прославился, разбогател и вернулся домой, но его невеста волей отца вышла за другого. Самурай умер от горя, его возлюбленная умерла тоже. Это очень грустная история[10], Сэки-сан.
— Не вижу ничего общего.
— Слуга господина Рэйдена сказал мне, что глядя на пару безликих, он размышляет, как сложилась бы судьба несчастных влюблённых, умри они и воскресни — париями, отверженными. Полагаю, он знал о прошлой жизни этих каонай больше меня.
В храме зажигали фонари.
Слышались крики, Мигеру различал звонкие голоса послушников и хриплый, дребезжащий от старости голос бонзы. Сам того не замечая, Мигеру сейчас звал настоятеля так, как было принято на родине капитана «Меча Сантьяго»[11]. Возможно, знание местного языка покидало его, вытесняемое жарким, как кипяток, возбуждением. А может, Мигель де ла Роса, убитый и погребённый, карабкался наверх из своей могилы, белый от ярости, и горе тому, кто встанет на пути у обезумевшего мертвеца!
Хижина, где отшельничала семья безликих, располагалась дальше, за рощей. Но Мигеру не сомневался в том, что послужило причиной переполоха в храме. Рассчитывать, что старик-настоятель успеет к хижине быстрее, чем Мигеру, было глупо; рассчитывать, что монах сможет помочь несчастным каонай, было глупей глупого.
Мигеру ускорил шаг, затем побежал.
Обледенелая тропинка выскальзывала из-под ног. Луна плясала на горбах сугробов. Снег хлестал в лицо, застил взор. Не останавливаясь, Мигеру зажал клюку под мышкой, выхватил из котомки маску карпа, натянул на голову. Нет, он не ждал, что служебная маска остановит убийцу, заставит одуматься. Медь тонкая, непрочная, но хоть какой-то шлем лучше никакого. Отверстия во лбу карпа — а не в рыбьих бельмах, как полагали многие — мешали свободе взгляда. Ничего, сойдёт. Со времён прошлой жизни Мигеру знал: зрение в бою — всего лишь подспорье, одно из многих качеств бойца. Незабвенный дон Карлос, мир его праху, носил очки в оправе из китового уса, что делало дона Карлоса похожим на доктора с клистирной трубкой наготове. Но учебная рапира с пуговкой на конце выбивала пыль из нагрудника дона Мигеля в любой момент, когда дону Карлосу того хотелось.
Шлем, размышлял Мигеру на бегу. Каска с гребнем и загнутыми полями. Шпага из толедской стали. Кинжал с гравировкой по клинку. Колет из бычьей кожи. Вместо этого — тряпки, маска, клюка. Я не должен думать, что бог несправедлив ко мне. Напротив, божье милосердие безгранично. Иные мертвецы сражаются, одетые в саван, и гнилое мясо свисает с их костей. Мне достался крепкий парень, а главное, молодой. Тот я, который стоял на палубе «Меча Сантьяго», уже задыхался бы от бега. Колотьё под рёбрами свело бы меня с ума. Да, ещё колени, больные колени. Мне повезло, хоть в чём-то мне повезло.
Бамбуковая роща качалась вокруг него.
Скоро. Вот-вот.
Сначала он споткнулся о тело. Мужчина лежал на краю рощи, нелепо подогнув ногу. Дальше, у хижины, спиной к Мигеру, стоял убийца с мечом в руках. Путь ему преграждала женщина с деревянной лопатой. Лицо женщина утратила вместе с прошлой жизнью, но бешенство, коверкавшее черты каонай — скорее змеиные, чем человеческие — ясно говорило о том, что убийца войдёт в хижину, только переступив через женский труп.
10
Настоятель Иссэн пересказывает легенду о трагической любви Диего де Марсильи и Исабель Сегуры из Теруэля. В изменённом виде эта история описана в «Декамероне» Бокаччо. Есть предположения, что Шекспир, автор «Ромео и Джульетты», тоже знал о влюблённых из Теруэля.
11
Бо́нза (