— Зачем?
— Велели забрать, но не сжигать до особого распоряжения.
— Кто-нибудь уже сообщил об этом в службу Карпа-и-Дракона?
— Не знаю, господин.
— Убирайся!
Не оглядываясь, я зашагал в сторону правительственного квартала. Что же ты наделал, Мигеру? Куда тебя понесло? Говорил же тебе: сиди дома, не высовывайся…
Вот и ворота. Стражники глянули на меня, отвернулись. Никто не захотел шутки шутить или задавать вопросы. Снег укрыл улицу Ироторидори, спрятал под белым плащом яркие крыши. Спешить было некуда, но я ускорял шаг. Лишь на подходе к воротам управы я заставил себя шагать, как подобает самураю, идущему на службу.
Ворота распахнулись. Навстречу вышел каонай в маске карпа.
— Господин, — начал было он. — Я…
— Убью!
— Простите, господин. Я виноват…
— Убью, негодяй!
Я бил его большой плетью, не разматывая. Рукоятью, по плечам. По спине. Куда попало. Арестуй меня сейчас стража, я с радостью признался бы в чём угодно, хоть в покушении на сёгуна, лишь бы мне дали врезать этому мерзавцу ещё разок.
— Ты живой! Живой!
— Да, господин. Простите…
Клубы пара таяли в морозном воздухе. Я сунул плеть за пояс. Я боялся заплакать на глазах у всех.
«Я научился правильно подставляться, — вспомнились мне слова Мигеру, произнесённые им по дороге в Эдо. — Ещё надо закричать, как от боли, на колени упасть, голову руками закрыть. Благородным господам нравится. Обычно они больше не бьют. Смеются, плюют и уходят».
Мне захотелось избить его во второй раз.
— Где ты пропадал?!
— Я…
— Зайди к писцам за жаровней. Потом иди в мой кабинет. Там расскажешь.
Он сделал всё, как было велено. Принёс жаровню, разжёг, рассказал. Я слушал и пустота уходила из меня, а тело утрачивало мёртвую твёрдость дерева.
Ну да, согрелся у жаровни, вот и оттаял.
— Ты уверен, что у него был меч?
— Уверен, господин. Стальной острый меч.
— Ты видел лицо убийцы? Смог бы его узнать?
— Нет, господин. Он скрыл лицо под тряпкой.
Мигеру засмеялся:
— Под тряпкой, да. Как презренный каонай.
3
«Где ваш слуга?»
— Жди меня здесь.
— Да, господин.
— Никуда не уходи!
— Я понял, господин.
Понял он! Вчера вечером мерзавец говорил то же самое.
— Маску не снимай.
— Да, господин.
Маска из меди. С утра мороз стоит. Было бы лицо, отморозил бы. Лица нет, только какая для холода разница?
— У тебя есть тряпка? Под маску подложить?
Мигеру встал на колени, прямо в снег:
— Благодарю за заботу, господин. В управе мне выдали матерчатую маску. Такую же, только из хлопка. Ещё в конце осени. Велели вклеить внутрь медной. Я так и сделал. Мне не холодно, господин. Вы слишком добры ко мне, я этого недостоин.
Я огляделся. Белый день на дворе. В прямом смысле белый, аж в глазах блестит! Люди кругом. Не так чтоб много, но есть люди, есть. Никто Мигеру на глазах у прохожих не тронет. По крайней мере, мечом рубить не станет. А если палкой разок огреет, так ему это только на пользу.
Сын сенсея ждал у ворот усадьбы.
— Прошу простить меня за задержку, Цуиёши-сан.
— Мой отец ждёт вас, Рэйден-сан. Он дал согласие на встречу.
Судя по мрачному виду Цуиёши, согласие отца далось ему дорогой ценой. Но Ясухиро-младший чувствовал себя в долгу передо мной, и это было меньшее, что он мог для меня сделать.
Красться задами не пришлось. Привратник открыл нам главные ворота и склонился в поклоне. Не задерживаясь, мы прошли в дом. Прежде чем мы разулись, служанка обмахнула метёлкой из перьев нашу обувь, после чего слуга-мужчина принял у меня плети и ватный хаори: в доме было тепло. Цуиёши провёл меня в знакомую комнату — ту, где хранились фамильные ценности семьи Ясухиро: доспех и мечи.
Сенсей сидел возле чайного столика.
— Извините за беспокойство, Кэзуо-сан.
— Не стоит извинений, Рэйден-сан, — он прекрасно понял, что к нему пришёл не ученик, а дознаватель. — Я рад принять вас в своём доме.
Самый пристальный наблюдатель не обнаружил бы радости ни на лице, ни в голосе сенсея. Ясухиро-старший был хмур, тёмен лицом. Волосы, обычно уложенные в старомодную причёску сакаяки, сегодня растрепались как у бродячего ронина. Под красными от бессонницы глазами наливались синевой неприятного вида мешки. Впору заподозрить, что сенсей пил всю ночь, но запаха саке я не уловил.