— Лучше уж одному, — ответил Дроздов, отлично осознавая, что одного его не оставят, взводный расшибется, но пришлет замену.
Замены ждать пришлось еще минут двадцать, к этому времени стало уже совсем темно и с севера основательно потянул сырой противный ветерок. Новый напарник продвигался по ходу сообщения необычно осторожно, медленно: он нес Дроздову ужин, и это был Галеев, оказавшийся на переднем крае в темное время суток впервые.
— Эй, Толян, слышь?!. Это я, Галеев, рубон тебе принес!
Дроздов как-то напрочь забыл об ужине, хоть чувство голода и стало его постоянным спутником. Повесив автомат на шею, кажущийся квадратным в бронежилете, держа в одной руке котелок, а в другой вещмешок, задевая стенки траншеи неловко висящим на ремне оттопыренным штык-ножом, Галеев с шумом, на ощупь, пробирался по ходу сообщения.
— Тебя, что ли, назначили?! — Дроздов с досадой сплюнул. — Что, больше некого было?!
— А кого…? Второе отделение снаряды разгружать увезли. Всю ночь там вкалывать будут. У Кузьменко температура тридцать восемь, у Веньки чирьи, шею повернуть не может, а у меня, как специально, с замполитом конфликт… Уф-ф… Пока шел, раз пять чуть не долбанулся… Кого же сюда добром загонишь, дураков нет, — вздохнул Галеев.
— А ты что же, дурак, значит? — Дроздов наскоро споласкивал ложку, втягивая ноздрями исходящий из котелка запах вареной гречки.
— Значит, дурак… Не ты один. Все мы тут дураки, умные от армии отмазались.
— Тебя замполит прогнал, что ли? (Главного полкового воспитателя все звали по-прежнему, по-советски, замполитом.) — Дроздов спросил с ехидством, приступая к еде.
— Да идет он… — Галеев не знал, что делать с бронежилетом, снимать или нет. Впервые оказавшись в дозоре, он опасался остаться без «панциря», в то же время в нем было без привычки неудобно и тяжело. Рассмотрев лежащий в нише бронежилет Дроздова, он все же решился и стал «рассупониваться».
— Разозлился он на меня, специально наказал… я ему цифровую фотокамеру об камень шарахнул, дорогую, трофейную. Часа два орал, грозил в окопах сгноить… Ну и черт с ним, лучше уж здесь, чем бобиком у него. Тоже мне, ваше благородие, денщика из меня сделал… подумаешь, камеру разбил, будто он деньги за нее платил, — чувствовалось, что Галеев хоть и хорохорится, но сильно жалеет о потере «теплого места». — Слышь, Толян, ты мне покажь, что и как, как стрелять, куда стрелять.
— Ты, что же, и стрелять совсем не умеешь? — изумился Дроздов, не донеся ложку до рта.
— Не совсем… Один раз… перед присягой стрелял, еще во Владикавказе, а больше не довелось. Я ведь в клубе все время сидел, плакаты, стенгазеты, фотки делал, писал да рисовал.
— Ну, ты даешь, вояка! — Дроздов облизал ложку. — Обожди, чай допью. Стали пускать осветительные ракеты.
— Ну, наконец-то, давно пора, — с облегчением отреагировал Дроздов, зажмурившись от повисшего в высоте кратковременного источника света. — Вот смотри, присоединяешь магазин… передергиваешь затвор… планку ставишь на автоматический огонь, или на одиночный… снимаешь с предохранителя… Понял?
— Понял. Ты мне покажи, как целиться.
— Нечего тебе целиться, все равно не попадешь. Меня вот в учебке три месяца учили и то как следует не научили, а ты хочешь со второго раза, да еще ночью в «духа» попасть. Это если он к тебе метров на десять подойдет. Твоя задача сейчас… — Дроздов вдруг задумался и, словно на что-то решившись, хлопнул Галеева по плечу. — А задача твоя следующая. Я буду «духов» высматривать, я и в темноте как кошка вижу, а ты на стреме, понял? Если, не дай Бог, сегодня полезут, ты по моей команде бежишь со страшной силой по траншее вон туда. Там поворот и тоже бруствер насыпан, это запасная позиция. Сейчас ракета будет, я тебе покажу.
— Ага, — с готовностью, даже с каким-то детским азартом смотрел на Дроздова разжалованный клубный работник, воспринимавший пока еще все как игру.
— Как только я дам короткую очередь, ты выставляешь автомат за насыпь и начинаешь палить короткими очередями, трассирующими… Вот, я тебе магазин с трассирующими пристегну… Помни, короткими, нажал на спуск, сосчитал раз-два и отпускай, а то у тебя патроны быстро кончатся. Три-четыре очереди дал и смывайся, метров на десять-пятнадцать отбежал, и снова три-четыре очереди. Голову из траншеи не высовывай, только автомат. Потом еще отбегаешь, и по новой три-четыре очереди. Потом назад. Понял?
— Понял, а куда стрелять-то?
— Ну, ты что, совсем тупой? Туда. — Дроздов махнул рукой в сторону «зеленки».
— Понятно. А зачем все это? Я ведь так ни в кого не попаду, только запарюсь бегавши.