— Ваня, пешком из города в город хаживал?
— Нет, — ответит он простодушно. — Наши хаживали, а мне везло, я всегда ездил.
Об Иване Александровиче Никитине написал дядя Гиляй в его юбилей — пятидесятилетний срок службы в театре.
Событием для Москвы в начале века оказалась постановка Художественным театром пьесы Горького «На дне». Дядя Гиляй водил участников постановки в одну из ночлежек Хитрова рынка. Не случайно именно к нему обратились тогда Станиславский и Немирович-Данченко — все в Москве знали: никто лучше Гиляровского не сумеет показать Хитровки. Это рискованное путешествие окончилось благополучно только благодаря Гиляю. Без слов, в движениях и взглядах научился разгадывать намерения хитрованцев, и потому соблазнявшие ночлежников шубы остались на плечах владельцев, а сами они благополучно вышли из Кулаковки.
Дядя Гиляй, конечно, на премьере был. И потом в печати откликнулся на это событие очерком под названием «Час на дне». Посмотрел пьесу Горького и прямо из театра спустился в один из подвалов Хитрова рынка, в ночлежку. На улице хмурилось, сырой ветер неприятно и неприветливо пронизывал одежду. В такое время особенно ужасны были ночлежки, как обычно битком набитые людьми.
Оказалось, в день и час, когда в Художественном театре смотрели «На дне», на Хитровке устроили обход, и полиция арестовала тысячи беспаспортных, обездоленных людей… И писал Гиляровский в «Русском слове»: «В ближайшее время их должны выслать из Москвы, и будущее у них одно: или умереть с голода, или замерзнуть где-нибудь в лесу, в подворотне».
Недаром Мария Николаевна Ермолова, приветствуя Владимира Алексеевича Гиляровского, которого знала полвека, в день семидесятилетия его писала: «Вспоминаю о Вас всегда, как о защитнике угнетенных и обиженных».
Таким знали и за это любили дядю Гиляя актеры московских театров. На письменном столе Владимира Алексеевича стояла в рамке фотография Александра Ивановича Южина. Сквозь стекло ясно читалось: «Безумно любящий тебя Южин».
Александр Иванович Южин во всем, что делал — вел беседу, говорил с молодой начинающей актрисой, шутил за столом, просто здоровался, — был необычайно элегантен. Он вносил с собой обаяние личности. В доме Гиляровских любили, когда приходил Южин. Появится в Столешниках, и зазвучит «Мравалжамиер» — грузинская песнь. А там и к делу. А дел… Здесь и литературно-художественный кружок, и «Грузинское землячество», «Общество драматических писателей и композиторов», «Русское театральное общество» — и во всех близкое участие принимали и дядя Гиляй, и Южин.
Обычно Александр Иванович, пропев «Мравалжамиер», говорил:
— Пойдем «под икону».
Это значило — в кабинет к дяде Гиляю, где в углу висел портрет Виктора Гюго, выполненный художником Николаем Ивановичем Струнниковым.
Иногда Южин появлялся в Столешниках, чтобы прочесть отрывки из своих пьес. Читал в свое время всю пьесу «Измена», которая долго и с успехом шла потом на сцене Малого театра.
— Вот, Гиляй, — шутил Александр Иванович — недаром по Москве идет молва, что тебе первому надо читать свои сочинения. Услышишь твое «добро!» — и спокойно отправляй в путь не то что пьесу — роман.
В двадцать четвертом году Москва отмечала столетие Малого театра. Опять в Столешниках Южин поет «Мравалжамиер». К столетию любимого театра дядя Гиляй написал слова кантаты по просьбе Южина.
На юбилее сцена Малого заполнилась рядами стульев, на которых сидели особенно близкие и дорогие гости театра и его хозяева.
Дядя Гиляй оказался рядом с Татьяной Львовной Щепкиной-Куперник и Татьяной Львовной Толстой — внучкой Льва Николаевича Толстого. Перед исполнением кантаты передали дяде Гиляю записку, в ней рукой Южина два слова: «Будь хладнокровен». Мгновенно послал ответ:
Но рядом и Александра Александровна Яблочкина. Они познакомились с дядей Гиляем в 90-е годы не в театре, а у соредактора «Русских ведомостей» А. М. Саблина, где собирались сотрудники газеты: Короленко, Гольцев, Лавров, Мачтет, Василий Иванович Немирович-Данченко и дядя Гиляй. Когда уже не было дяди Гиляя, писала Александра Александровна, что память ее хранит «единственную, ни на кого не похожую фигуру — богатыря в поддевке, всегда бодрого, веселого духом».