— Мало.
Часто исчезая, Куприн вдруг врывался в Столешники, неожиданно и шумно. Требовал от дяди Гиляя помериться силой, всегда оставался побежденным, но не огорчался.
— На Гиляе надо проверять мускулы…
У них было много общих жизненных привязанностей. Оба неравнодушны к спорту, оба любили цирк, любили жизнь, открытую, незатворническую, с шуткой…
Встречаясь, вместе ходили в цирк, где особенной любовью обоих пользовались звери. Побывать в цирке, заглянуть к Анатолию Дурову, а затем морозным снежным вечером пешком вернуться с Цветного в Столешники к горячему самовару — в этом удовольствии они себе не отказывали. А затем Куприн снова надолго исчезал. Проходило время, и получал от него дядя Гиляй весточку: «Милый Володя! Поздравляю тебя и твою милую семью с Новым годом. Пусть високосный — а тебе в пользу. Повергни к ногам Марии Ивановны мои чувства преданности и уважения». Порой дядя Гиляй не знал, по какому адресу ответить на приветствие. Чем больше отсчитывалось лет от начала века, тем реже бывал Куприн в Москве. События набегали одно на другое, и часто новости о друзьях дядя Гиляй узнавал из газет — так стало известно о предстоящем юбилее Куприна. Удивился дядя Гиляй — совсем недавно Куприн был еще юнкером, недавно вышел в отставку и писал: «Я больше не военный, о чем очень жалею…» И вот Куприн стал знаменитым писателем, и собираются юбилей его отмечать. Написал тогда в Гатчину дядя Гиляй, спрашивая, действительно ли подошло время его юбилея и отчего сам он пропал? Ответ не заставил себя ждать. Куприн писал, но на этот раз без всяких шуток, что никогда не забывал друзей, а особенно таких, как дядя Гиляй, сообщал также, что «юбилеиться» не будет: «Не осуждаю этот обычай, но и не придаю ему значения, как и визитам и публичным похоронам…» Это была одна из последних весточек от Александра Ивановича…
Чая «купринского» самовара не хватало, если в доме у дяди Гиляя появлялся Мамин-Сибиряк. Дмитрий Наркисович никогда не приходил в Столешники без подарка. Это было просто бедой. Запреты и грозные окрики дяди Гиляя не помогали, а между тем. подарки были совсем не пустяковые, что особенно сердило. Однажды привез Мамин-Сибиряк в Столешники чашку с блюдцем, сказал, словно оправдываясь:
— Тут нечего сердиться, я не покупал, выиграл в детской лотерее.
В детские лотереи он всегда играл, его дочь Аленушка была болезненной девочкой, и к детям Мамин-Сибиряк относился с повышенной чуткостью.
Но и чашка с блюдцем были необычные. В чашку входило семь стаканов чая, а блюдце от нее потом служило в доме Гиляровских салатницей — на всю семью хватало, да еще и гостям. Чашку сейчас же назвали «Пей вторую», хотя трудно было осилить ее и один раз. На столе она появлялась в качестве чайной чашки, если приходил в Столешники Мамин-Сибиряк, а обычно стояла рядом с «купринским» самоваром или на горке с коллекцией уральских самоцветов, которую Дмитрий Наркисович подарил дяде Гиляю. С годами осталась горка, а коллекцию подарил дядя Гиляй в музей при гимназии Фидлера. Она погибла во время событий 1905 года. Только один камень из коллекции хранил дядя Гиляй, придавливал листы рукописей, чтоб не разлетались от сквозняков. Камни в коллекции были замечательны по цвету, формам. Мамин-Сибиряк сам подбирал их не один год.
В самом начале 90-х годов материальные дела Мамина-Сибиряка и Гиляровского были довольно стесненными, и решили они поправить их совместной арендой прииска на Урале. Мамин-Сибиряк уговорил. Такие заманчивые рисовал картины, что там «Аленушкины сказки»! Писал дяде Гиляю с Урала, рассказывал, как возвратился еще из одной поездки в поисках подходящего по цене прииска. Сожалел, что сделанные разведки дали неутешительные результаты… Денег на покупку прииска не было, искал подешевле и не находил. Но неизменно добавлял, что приисков достаточно и что он возьмет другой, более надежный… Из этой затеи, разумеется, ничего не вышло.
Характер у Мамина-Сибиряка был не из легких, с людьми он сходился непросто, мешала некая суровость, впрочем, исчезающая в обществе хорошо знакомых людей.
В Москве другом Мамина-Сибиряка и дяди Гиляя был издатель журнала «Детское чтение» Дмитрий Иванович Тихомиров, который устраивал у себя вечера, их называли Тихомировскими чтениями. Если Мамин-Сибиряк оказывался в Москве, то в первую очередь отправлялся к Тихомирову. Этот издатель внимательно, чутко относился и к Мамину-Сибиряку, и вообще ко всем, кто сотрудничал с ним, помогал нередко и материально, хотя был не из богатых и удачливых издателей. У него в Крыму на даче постоянно отдыхал кто-нибудь из писателей, иногда с семьей. Дмитрий Иванович входил в заботы и трудности жизни своих авторов. И хотя в литературной Москве проскальзывали шутки по поводу скуки и однообразия тихомировских вечеров, где слишком много времени тратили на речи (у Тихомирова бывали педагоги, любившие поговорить), все же Тихомировские чтения собирали интересных людей, особенно в 90-е годы. Сам Д. И. Тихомиров, автор «Букваря», «Элементарного курса грамматики» и «Азбуки правописания», был известен педагогической деятельностью, да и литературно-издательской снискал уважение. На Тихомировских чтениях, кроме Мамина-Сибиряка и Гиляровского, можно было встретить Ивана Бунина, Телешева…