Переезд на дачу был событием. Начинал его дядя Гиляй с обращения в стихах: «Господину начальнику Московско-Брестской железной дороги.
Четко подписывался — Гиляровский. Помогало: вагон давали безотказно. Главным образом загружали его газетами и книгами. Увеличивалось это хозяйство с каждым годом и свозилось в Гиляевку в больших плетеных корзинах. В них же время от времени отправлял Владимир Алексеевич на дачу свои рукописи, которых с годами тоже накапливалось все больше и больше.
Приезжая на дачу, дядя Гиляй надевал украинские шаровары, расшитую рубаху и широкий пояс запорожца. Поработав всласть, начинал тормошить всех, кто оказывался в Гиляевке. А она никогда не пустовала — постоянно гостили подруги дочери по гимназии Женя Чеботаревская, Beрa Пашенная, Наташа Прокопенко, Леля Минор, Леля Тургель — внучка О. М. Баум. Играли в казаки-разбойники, жгли костры, читали и сочиняли стихи.
Чаще других бывал в Гиляевке Дорошевич. Он преклонялся перед садоводческими способностями Марии Ивановны и, приезжая, изучал ее хозяйство, непременно ходил в пчельник. Здесь и снял дядя Гиляй Дорошевича в сетке, рассматривающим пчелиные соты.
Не одно лето провели в Гиляевке художники Герасимов и Струнников и молодой тогда поэт Олег Леонидов. Позднее он вспоминал о Гиляевке, насыщенной, как он писал, «творческой эмоцией, щедро рассыпанной в бревенчатом кабинете дяди Гиляя, сладко пахнущим нюхательным табаком, цветами и снедью из парников Марии Ивановны…». Тут же были стихи, посвященные дяде Гиляю:
Олега Леонидова звали тогда в Гиляевке:
Он повсюду сопровождал Надежду Владимировну, оба увлеченные поэзией, стихосложением и переводами.
Вместе с ней перелагал он на русский язык стихи со старофранцузского, переводил Гейне, не зная, по его выражению, «ни старого, ни нового, ни французского, ни немецкого, а выходило неплохо». Олег Леонидов приписывал это все чарам Гиляевки. Кончались его воспоминания так: «Я не хочу знать, что сейчас стало с этим приютом художников, поэтов, просто хороших людей. И жду только дня, когда Владимир Алексеевич позвонит ко мне по телефону и скажет: „Олег! Собирайся! Завтра едем в Гиляевку!“»
Этого звонка Олег Леонидович не дождался. Случилось так, что Гиляевка погибла со всеми картинами, росписью на печах, с книгами и газетами, с частью архива, который был перевезен в Гиляевку перед самой войной 1914 года. Гибель последнего была особенно тягостна для Гиляровского. Иван Дмитриевич Сытин предложил Гиляровскому издать пятитомное собрание его сочинений. Надо было пересмотреть лавину напечатанного за все годы материала. Собрание сочинений Владимир Алексеевич решил готовить в Гиляевке. Предварительная работа показала, что получится шесть томов. Сытин дал согласие и на шесть.
В первом томе Гиляровский хотел поместить рассказы: «Гимназия», «В народ», «На Волге», «Война», «Сцена» и «Литературная Москва за тридцать лет». Предисловие к первому тому должен был написать Влас Дорошевич. Во второй том решил включить сборник стихотворений с собственным предисловием, в третий — беллетристику с предисловием Куприна, в четвертый — юмористические рассказы, шутки, экспромты, опять же с предисловием автора. Пятый том с предисловием Амфитеатрова посвящался старой Москве, а в шестой вошли «Московские трущобы» с предисловием Измайлова, петербургского литературного критика. Гиляровский начал работу, но 1 августа 1914 года первая мировая война все остановила. Было не до выхода собрания сочинений, а потом и Гиляевка погибла. Перерыв в общении с Подмосковьем длился вплоть до 1923 года, когда в руках оказалась земельная запись: «На право пользования землею, находящейся в Московской губернии, Можайском уезде, Моревской волости при деревне Мосеево под названием хутор В. А. Гиляровского». Это был подарок старому писателю, сделанный Советской властью по ходатайству литературно-художественной общественности Москвы и Всероссийского союза поэтов в связи с семидесятилетием дяди Гиляя.