— Переходите к нам. Янушевич — бездарный болван. Вы будете у нас самым главным человеком. Сначала у нас, потом в Вильно, потом по всей Польше. Вы ученый, талантливый; зачем вам каторга, ссылка, тяжелая, безрадостная жизнь? Вам это совсем не нужно. А мы сделаем вам невероятную карьеру! Идет?
Дзержинский молча встал из-за стола и ушел. Через несколько дней вечером ему подали коляску. Стась был заранее отправлен в гости к соседу-помещику. Не прощаясь с хозяевами, Дзержинский вышел на крыльцо и сел в коляску. Только что прошел дождь, парк дышал свежестью, у пруда на разные голоса кричали лягушки.
— Не провожают? — усмехнувшись, спросил кучер.
— Не провожают, — ответил Дзержинский.
Кучер подобрал вожжи. Потряхивая головами, позванивая сбруей, побежали лошади. У выхода из парка стайкой стояли ребята из села — босые, белоголовые. Кучер остановился. Дети полезли в коляску, один сел на козлы, другой — на рессоры сзади. Лошади опять побежали. Ребята сидели молча, пришибленные, не зная, о чем говорить.
— Приедете до нас еще? — спросил один, самый маленький. — Может, приедете, дядя Феликс?
— Вряд ли, — сказал он.
Подъехали к речке, к знакомому перевозу. Ребята хором закричали:
— Давай парома!
Канат заполоскал в воде, паром двинулся. Было тихо, река блестела, как зеркало, кустарники лозняка, вербы отражались в неподвижной воде.
Переправившись через реку, Дзержинский и кучер закурили.
— За работу-то заплачено? — полюбопытствовал кучер, повернувшись на козлах.
— Заплачено, — сказал Дзержинский.
— То-то. А то бывает, что и не заплатят
— Бывает, — согласился Дзержинский.
В селе, у хаты Яна, Дзержинский велел кучеру остановиться. Ян и Маслов вышли на крыльцо. Лицо у Яна было грустное. Маслов посмеивался.
— Вон заныл, — сказал Маслов, кивая на Яна, — дескать, что мы без Феликса будем делать.
— Я вам свой адрес оставлю, — сказал Дзержинский. — Пишите мне обо всем подробно. Книги пришлю. Прочитаете, отсылайте мне обратно: у нас в организации с книгами трудно. И приезжать в город тоже следует. Живая связь всегда лучше переписки. Когда приедешь, Ян?
— Да месяца через два приеду.
— И отлично. Теперь насчет Янушевича и его подголосков. Их надо всеми способами разоблачать перед крестьянами. Пусть народ видит, что это продажные шкуры... Ну, мы об этом не раз говорили. И последнее вот что: пишите корреспонденции в газету нашу. Обо всем. Все интересно. Слышишь, Ян?
— Ладно, — сказал Ян.
— И ты, Маслов, пиши.
— Обязательно.
Дзержинский сел в коляску. Потом, вспомнив, добавил:
— И Феликса нигде не спрашивайте. Не найдете. У меня есть партийная кличка — Яцек. Запомнили? Будете искать Яцека.
— На поезд опоздаем, — напомнил кучер.
— Что ж тебя твой Стась не провожает? — спросил Ян.
— А что ему, — сказал Дзержинский, — его в гости отправили.
Он помахал на прощание рукою. Ребята опять набились в коляску. Уже совсем стемнело. Лошади бежали рысью, огни села делались все меньше и меньше, потом совсем исчезли.
— Ну, ребята, вылезай! — сказал Дзержинский.
— Так и не приедете? — опять спросил тоненький голосок
— Не приеду. Приезжайте вы ко мне в Вильно. Дорогу-то домой найдете?
— Найдем.
Вылезли. Дзержинский повернулся в коляске и долго глядел вслед маленьким фигуркам. Ребята часто оглядывались, махали ему руками.
— Живите веселее! — крикнул Дзержинский.
— Е-ее!.. — донесло эхо в ответ.
Кучер хлестнул коней.
Дзержинский накинул на плечи старую, потертую гимназическую шинель, надвинул фуражку на глаза и задумался. Во тьме над белеющей дорогой с жалобным и длинным криком пронеслась какая-то ночная птица. Легкий ветер прошумел над бесконечным полем. Кучер запел:
— Ох, жизнь, — вдруг с тоской в голосе сказал он, жизнь окаянная...
БАШМАКИ
Накануне отъезда в Ковно, 17 марта 1897 года, виленские сапожники, среди которых работал Дзержинский, устроили ему проводы.
Самым молодым во всей компании был он — виновник торжества. Ему уже исполнилось двадцать лет, но по виду никто не давал и девятнадцати. Его не называли еще ни Дзержинским, ни, тем более, Феликсом Эдмундовичем. В глаза его звали Яцек, а за глаза — наш Яцек.
И вот теперь он уезжал.
Сапожники устроили ему проводы в складчину, — купили пива и нажарили два чугуна бигосу. Бигос был с лавровым листом, с салом и колбасой, и в него насыпали столько перцу, сколько можно было купить на десять копеек — а это очень много!