Крайняя нужда делает людей негодяями, хитрыми, лукавыми, ворами, коварными, отверженными, лжецами, лжесвидетелями, предателями…
Восстание было предано ничтожеством, нищим капуцином за жалкое денежное вознаграждение.
И вот все друзья Томмазо и сам он арестованы и гибнут в застенках Кастель Нуово. И это не последние его муки, не последние пытки, если только он не умрет в этом холодном колодце…
Боже мой, боже мой, ведь эскадра тогда подошла к берегам в назначенную ночь, но никто не подал ей сигнала. Он сам видел из окна тюрьмы Кастельветере уходящие турецкие галеры. Никто на берегу не зажег огонь. Так была погублена не успевшая увидеть свет республика, его мечта…
Но, может быть, еще будет время, может быть, удастся выжить, бежать и вновь поднять калабрийцев на борьбу. И пожалуй, тогда самым трудным делом будет не изгнать испанцев, а внушить людям отвращение к рабству, собственности, сделать богатых настолько бедными, а бедных настолько богатыми, чтобы все стали братьями, — построить общину, где все были бы богатыми, потому что имели бы все, и одновременно бедными, потому что никто в отдельности не имел бы никакой собственности. Никто не служил бы вещам, но вещи служили бы всем.
…Он стоял на горе стило. Солнце клонилось к закату. Солярии, окончив работу, усаживались за общие столы, обильно уставленные яствами. Их обслуживали за столами те, кому пришла очередь, — здесь были и выдающиеся ученые, и мастера, и простые ремесленники, потому что в Городе Солнца никто не гнушался никакой работой, потому что солярии считают самым гнусным пороком надменность. И поэтому никто не считает для себя унизительным прислуживать за столом или на кухне, ухаживать за больным. Солярии сами обслуживают себя. У них для всего находится достаточно времени, ведь они работают не больше четырех часов в день. Но всего у них изобилие, потому что каждый стремится быть первым в работе, которая хоть и не велика, но плодотворна, а сами они очень способны.
Они жизнерадостны и веселы. После трапезы они слушают музыку, а иные танцуют под белыми колоннадами…
Загремела железом дверь, и на лестнице появился тюремщик с фонарем. Свет иглами вонзился в глаза, Томмазо спросил:
— Давно я здесь?
Бородатый детина молча поставил на последнюю ступеньку кружку с водой, прикрыл ее куском лепешки.
— Сейчас ночь или день? — крикнул Томмазо.
Тюремщик неторопливо повернулся и пошел вверх по лестнице. Томмазо успел взглянуть на свои йоги: из-под кандалов, смешиваясь с грязью, сочилась кровь. Снова загремела дверь.
Цепь позволяла ему приблизиться к лестнице и дотянуться рукой до нижней ступеньки. В четвертый раз принесли ему пищу. Значит, он находится в карцере не менее четырех суток. Сколько еще? Он с трудом глотал пищу — горло превратилось в сплошную рану. Пил горьковатую протухшую воду. Прислонился спиной к стене, чтобы не упасть, но тут же отскочил.
По стене лилась вода. Томмазо понял, что карцер заливает. Кастель Нуово стоит у самого берега, на море шторм, вода заполняет рвы и теперь просачивается сквозь стены в «Крокодилью яму».
Человек свободен в своих решениях, но мысли приходят помимо воли. Он подумал, что это конец. И страх, подобный холодной воде, стал просачиваться в его душу. Страх — это смерть, и вопль — тоже смерть. Он бросил в темноту кружку, надеясь попасть ею в дверь, но кружка ударилась о стену и плюхнулась в воду, которая поднялась уже выше щиколоток. Он кричал и гремел цепью, но никто не услышал его, словно он был замурован в гранитную гору.
Вода дошла до пояса. До груди, до плеч… Итак, ему суждено умереть в тридцать два года, утонуть в грязной жиже «Крокодильей ямы».
Счастлив тот, кто умирает в бою, кто видит небо и собственную кровь, зная, что она пролита не зря. А он ничего не сделал — не увидел битвы, которую готовил, не увидел, как сбывается его мечта, никому не оставил ее, мечту о человеческом счастье, которое возможно уже хотя бы потому, что мыслимо, желанно. Когда его мечта станет мечтою многих, в тот самый час люди воочию убедятся, что Город Солнца существует на земле, и войдут в него, как в собственный дом, для жизни долгой и прекрасной. Его мечта должна принадлежать людям, ей нужно дождаться своего часа… Жить! Жить! Не ради себя. Сохранить себя — небольшая заслуга. Но если смерть твоя обкрадывает несчастное человечество, тогда — жить. Во что бы то ни стало — жить!