— От прежней религии ничего не осталось, Натан, кроме внешнего культа. Да и он, кажется, соблюдается толпой более из страха, чем из благоговения. Нет веры, Натан. Есть лишь предрассудки. И какие предрассудки! Они превращают людей из разумных существ в скотов и окончательно гасят свет разума!
— Остановись! — поднял руки Натан. — Ты поплатишься за эти слова!
— Это не новость, Натан, что истина обходится дорого. Но клеветники не отдалят ее от меня. Ты зачем пришел? — Спиноза встал и подошел вплотную к Натану. — Кто тебя прислал? Старейшины синагоги?
— И моя совесть, — ответил Натан. — Ведь мы были друзьями.
— Мы никогда не были друзьями, Натан, — сказал Спиноза ровным голосом. — Твоя голова с детства набита бредом подавленной и робкой души. Ненависть никогда не может быть хороша, а ты весь ненависть. Зачем тебя прислали старейшины?
— Мы молоды, Барух, и поэтому заблуждения наши лишь метания несозревшей души.
— Не надо говорить «мы», Натан. И что ты знаешь о душе? Скажи лучше, зачем тебя прислали старейшины. Впрочем, я знаю. Они снова предлагают мне деньги за то, чтобы я ходил в синагогу и следовал шестистам тринадцати предписаниям книг закона. Так?
— Одумайся, Барух! Иначе тебя ждет великое отлучение и проклятие.
— Зачем я старейшинам, Натан?
— Ты мудр, Барух, ты знаешь Талмуд как никто другой, ты можешь стать раввином, великим богословом и философом…
— Между богословием и философией, Натан, нет никакого родства. Ведь цель философии — истина, а с помощью веры людей держат в повиновении и страхе. Я же считаю, что самое важное в жизни — свободное познание мира. В этом состоит высшее счастье и блаженство человека. Иди и скажи это старейшинам, Натан.
— Вспомни Уриэля!
— Я буду помнить его до конца своей жизни, а человечество не забудет его никогда.
— Ты будешь проклят! — побагровел Натан. — Ты умрешь от нищеты! Смерть стоит за твоей спиной!
— Свободный человек ни о чем так мало не думает, как о смерти. Мудрость состоит в том, чтобы думать о жизни. И это скажи им, Натан.
— Уриэль покаялся.
— Этого от меня старейшины не дождутся.
— Он покончил самоубийством!
— И этого вы не дождетесь! — Спиноза подошел к двери и толкнул ее ногой. — Уходи, раб!
Был июнь. По узкой пыльной улице сновали люди, брели нищие. Из окна дома, что стоял напротив, валил кухонный дым. Там кричал, надрываясь, ребенок.
Было Баруху 24 года. Все эти годы он провел здесь, в еврейском квартале, где нищета и ханжество подавляли в людях великое и разумное. Был он полон сил и дерзких надежд. В его душе не находилось места для страха, толкающего на унижения. В его сердце не было привязанности к обитателям этого квартала. Он жаждал перемен и поисков. Истина стоит дорого. Даже жизнь не самая высокая плата за нее.
Баруху было семь лет, когда покончил с собой Уриэль д'Акоста, мыслитель-бунтарь, автор трактата «О смертности души человеческой». Душа смертна, утверждал д'Акоста, она умирает вместе с телом. И стало быть, нет загробной жизни, нет воздаяния за грехи на том свете. Человек и его душа живут только здесь, на земле, и только разум может судить человека.
Уриэль д'Акоста писал, что в Ветхом завете нет ни слова в защиту бессмертия души. Да, это так. И написан Ветхий завет не так давно, как считают раввины. И конечно, он не является плодом божественного откровения. Не Моисей создал Пятикнижие, а кто-то другой, живший гораздо позже Моисея. Разные авторы писали Библию, и в ней собраны не дарованные богом истины, а «законы разных времен». И эти законы неприложимы к нынешней жизни, они чужды разуму нынешнего человека.
Натан стоял в толпе, с утра заполнившей синагогу. Возвышавшаяся посреди синагоги раскрытая скиния — хранилище Пятикнижия Моисея, огромные черные свечи в руках раввинов и почетных членов еврейской общины, напряженное ожидание необыкновенного зрелища — от всего этого захватывало дыхание, глухо и часто билось сердце. Огромные тени скользят по стенам, слышны сдерживаемые вздохи. Напряжение возрастает от минуты к минуте. Вот по толпе прошло движение. И вдруг резко и неожиданно затрубил рог, разорвал тишину. «Первый ангел вострубил и сделал град и огонь, смешанные с кровью, и пали на землю…»
Потом раздалось заунывное пение. Кантор стал читать текст великого отлучения от народа Израилева Баруха д'Эспинозы, поправшего законы Моисея и веру в единого господа бога.
Натан прижал кулаки к груди, ловил каждое слово.
— Господа старейшины синагоги доводят до вашего сведения, что, узнав с некоторых пор о дурном образе мыслей и действий Баруха д'Эспинозы, они старались совлечь его с дурных путей различными средствами и обещаниями. Но все это ни к чему не привело, а, напротив того, с каждым днем поступали все новые и новые сведения об ужасной ереси, исповедуемой и проповедуемой им, и об ужасных поступках, им совершаемых, и так как все это было удостоверено показаниями свидетелей, которые изложили и подтвердили все обвинения, то по обсуждении всего сказанного в присутствии господ хахамов[4] решено было с согласия последних, что означенный д'Эспиноза должен быть отлучен и отдален от народа Израилева, почему на него и налагается анафема в нижеследующей форме.