Старый маркшейдер Гюнтер помнил тот день, когда русский царь Петер посетил Фрейберг. Это было давно, почти тридцать лет назад, в сентябре 1711 года. Тогда Гюнтер был простым рудокопом. Вместе с другими рудокопами он участвовал в ночном шествии, устроенном в честь русского императора, и пил вино из бочек, которые выкатили на площадь по приказанию Петра. А на следующий день император спустился в штольню и, взяв лом из рук Гюнтера, сам отколол несколько кусков руды.
— Он был сильный человек, — улыбался Гюнтер, — он мог бы стать хорошим рудокопом… в России все такие богатыри? — он взглянул на стоявшего перед ним великана — ученика гофрата Генкеля Ломоносова.
— Сама Россия — богатырь, — ответил Ломоносов.
— Да, да, — закивал головой Гюнтер, — этого достаточно. Я рад, если что-то из рассказанного мной понадобится вам там, в России. Счастливого пути вам и вашей стране.
Теперь, когда Фрейберг остался далеко позади, Ломоносов устыдился того, с каким ожесточением он рвал книги гофрата Генкеля. Рвать книги, даже бесполезные, не очень-то похвально. Но так случилось, что он не мог унять ярости никакими доводами рассудка. Хорошо еще, что он учинил разгром не в лаборатории Генкеля, а в своей комнате. Этот старый болван возомнил себя светилом научного мира, а между тем не знал даже самых простых вещей. Любой рудознатец понимал в химии больше, чем гофрат Генкель. И если Ломоносову удалось постичь многое из того, что составляло тайну руд, то обязан он этим был не Генкелю, а таким людям, как старик Гюнтер. Спеси же и жадности в Генкеле было столько, что хватило бы на многих. Он ни во что не ставил русских студентов, держал их в черном теле, вовремя не выплачивал присылаемые им Петербургской академией деньги, к тому же значительную часть этих денег присваивал. Плохой ученый и нечистоплотный делец — вот все, что мог сказать о нем Ломоносов. Но не только Генкель был причиной того, что Ломоносов покинул Фрейберг. Его неудержимо тянуло домой, в Россию. Он уже давно пришел к убеждению: все, что могла дать ему Германия, он взял. Пришла пора приниматься за основное дело — за «приращение наук российских».
Он вышел из Фрейберга без гроша в кармане, как некогда из Холмогор, полагаясь на случайные заработки. В то майское утро он не мог предположить, что его путь в Россию окажется столь долгим. Он добрался до Петербурга только через год. Весь этот год ушел на скитания по Германии и Голландии. Впоследствии он любил рассказывать о том, какие невероятные испытания ему пришлось тогда выдержать в пути, как одно из дорожных приключений едва не закончилось для него трагически. Рассказ об этом происшествии записал со слов Ломоносова академик Яков Яковлевич Штелин (1709–1785): «По дороге в Дюссельдорф зашел он на большой дороге в местечко, где хотел переночевать в гостинице. Там нашел он королевского прусского офицера, вербующего рекрутов, с солдатами и некоторыми новобранцами, которые весело пировали. Наш путешественник показался им прекрасной находкой. Офицер вежливо пригласил его без платы поужинать и попить в их компании. Они так напоили его, что на следующий день он ничего не мог себе припомнить, что происходило с ним в течение ночи. Проспавшись, увидел он только, что у него на шее красный галстук, который он тотчас же снял, и в кармане несколько прусских монет. Офицер же назвал его славным молодцом, которому, наверное, посчастливится в королевской прусской службе; солдаты называли его товарищем. „Я вам товарищ? — сказал Ломоносов. — Я про то ничего не знаю. Я русский, я никогда не был вашим товарищем“. — „Что? — возразил вахмистр. — Ты им не товарищ? Разве ты проспал или уже забыл, что ты вчера при нас принял королевскую прусскую службу, ударил по рукам с господином поручиком, взял задаток и пил с нами здоровье твоего и нашего полка? Ты красивый молодец и верхом будешь очень хорош на параде“».
Михаиле Ломоносов был человек нрава веселого. Даже поняв, что попал в беду — за дезертирство из прусской армии жестоко карали: прогоняли сквозь строй и бросали в тюрьму, — Ломоносов хохотал до слез и всячески прикидывался, будто рад случившемуся. Вахмистр не поверил ему и в течение дня не спускал с него глаз. К вечеру они пришли в крепость Везель, где расположились на ночлег. Когда все уснули, Ломоносов протиснулся сквозь узкое окно караульни, ползком добрался до рва, заполненного водой, переплыл его, перелез через частокол и пустился бежать со всех ног. Его вскоре хватились — в крепости грянул пушечный выстрел. Ломоносов увидел, что за ним мчатся прусские кавалеристы. Его спас лес. Весь остаток ночи и следующий день он просидел в лесу, сушил и чистил одежду и размышлял о превратностях судьбы. Но был час перед заходом солнца, когда его оставили вдруг все тревоги, забылась недавняя погоня, умолкли мысли о куске хлеба и бедах будущих скитаний.