Почти две недели ушли на хлопоты по устройству жилья.
С грустью и восхищением смотрел Радищев на Елизавету Васильевну, которая с первого же дня взвалила на себя уйму забот. С грустью и сердечной болью — потому, что эта самоотверженная женщина добровольно последовала за ним в изгнание. С восхищением и нескрываемой радостью — потому, что ее присутствие, ее энергия вселяли в душу уверенность, что ссылка не погубит его.
В тот день еще с утра разыгрался буран. К ночи он не только не стих, но стал даже свирепее. Все окна были закрыты ставнями, двери плотно заперты. Стены, казалось, сотрясались от могучих порывов ветра. Где-то на крыше хлопала оторвавшаяся доска.
Елизавета Васильевна сидела в дальнем углу за печью, где лежали Павлуша и Катенька. Временами оттуда доносился шепот — это она успокаивала ребят, которым не давал, наверное, уснуть шум ветра. Радищев то прислушивался к их перешептываниям, то, задумавшись, глядел на слабый огонек над краешком жировой плошки.
Тьма и свет суть две противоборствующие силы. Тьма несет всему живому смерть. Свет есть источник жизни и сама жизнь. Что же сильнее, что вечно? Мильоны раз дано узреть человеческому глазу, что свет гаснет, что он держится только собственною силой. И сколько ни сжигал бы он тьмы, ее не убывает. Она возвращается столь же непроглядной и бесконечной, едва пропадает свет. Пропадает ли? Нет, никакая сила не может в природе пропасть, исчезнуть. Природа ничего не уничтожает. И небытие есть напрасное слово, пустая мысль. Безрассудный, безрассудный…
«Безрассудный! Когда зришь в превыспренняя и видишь обращение тел лучезарных, когда смотришь окрест себя и видишь жизнь, рассеянную в тысящу тысящей образах повсюду, ужели можешь сказать, что бездействие вещественности свойственно и движение ей несродно?.. Вещественность движется и живет… Движение ей сродно, а бездействие есть вещество твоего воспаленного мозга, есть мгла и тень. Сияет солнце, а ты хочешь, чтоб свойство его была тьма; огонь жжет, а ты велишь ему быть мразом…»
Он поднес кончик пера к пляшущему огоньку, и тот жадно потянулся к нему, лизнул его и опалил пушинки. Радищев хотел засмеяться, но только громко кашлянул, ощутив в груди ноющую боль, прислушался, не потревожил ли своим кашлем детей.
Человек зрит за пределы дней своих и видит там свою погибель и пустоту. Даже мыслью ужасно прикоснуться к тлению. Грешно ли, когда в изнемогающем сердце возникает надежда, что по смерти не все минется и душа не исчезнет? Разум дает человеку власть заглянуть в будущее, и бедное человеческое сердце вопрошает разум: что там?
«…Всякую мысль., всякую мечту мы тщимся поставить мер превыше. Где мы обретаем предел и ограду, так будто чувствуем плен и неволю, и мысль наша летит за пределы вселенныя, за пределы пространства, в царство неиспытанного. Даже телесность наша тщится вослед мысли и жаждет беспредельного. Таковые размышления побудили некогда сказать Архимеда: если бы возможно было иметь вне земли опору неподвижную, то бы он землю прекратил в ее течении. Дай мне вещество и движение, и мир созижду, вещал Декарт».
Как тут не возгордиться человеку в силе своей? Как не воспарить в мыслях в такие высоты, где лишь богу пребывать должно? Могуч человеческий разум, и вот сердце в надежде внимает ему и спрашивает: правда ли, что бессмертие — наш удел? Ответствуй, разум!
«Итак, исшел на свет совершеннейший из тварей, венец сложений вещественных, царь земли, но единоутробный сродственник, брат всему на земле живущему, не токмо зверю, птице, рыбе, насекомому, черепокожному, полипу, но растению, грибу, мху, плесне, металлу, стеклу, камню, земле. Ибо, сколь ни искусственно его сложение, начальные части его следуют одному закону с родящимися под землею. Если кристалл, металл или другой какой-либо камень образуется вследствие закона смежности, то и части, человека составляющие, тому следуют правилу».
Ко тела дробятся, разрушаются!
«Да… За смертию тела следует его разрушение. По разрушении же тела человеческого части, его составляющие, отходят к своим началам, а… действовать и страдать не перестанут, ибо не исчезнут… Следовательно, после бытия небытие существовать не может, и природа равно сама по себе не может ни дать бытия, ни в небытие обратить вещь, или ее уничтожить».
Что же из того? Какое в том утешение?
«Чувственность всегда является с мысленностию совокупна, а сия есть свойственна мозгу и в нем имеет свое пребывание. Без жизни и оне бы нам не были известны. Итак, возможно, что жизнь, чувствование и мысль суть действование единственного вещества, разбросанного в разнообразных сложениях, или же чувственность и мысль суть действие вещества отличного, в сложение которого однако же входит если не что другое, то сила электрическая или ей подобная… Давать телу человеческому душу, существа совсем от него отменного и непонятного, есть не только излишне, но и неосновательно совсем. То, что называют обыкновенно душою, то есть жизнь, чувственность и мысль, суть произведение вещества единого…»