— Господин Фейербах, я никаких наук не изучал, и меня легко сбить с толку словами, особенно такому человеку, как вы, господин Фейербах… Если вы говорите, что люди придумали бога потому, что не могли жить без него, то почему они не могли жить без него и как придумали… Взяли да и придумали?
— Чего вам не хватает для счастья, господин Эйсельт? — спросил Фейербах. — Вы мне ответьте, пожалуйста, а потом я отвечу на ваши вопросы.
— Для счастья? — усмехнулся мельник. — Для какого счастья? Да у меня его и вовсе нет…
— И все-таки, каковы ваши самые большие желания?
— Ну… Если только желания. Вот, скажем, хочу, чтобы моя дочь Ленхен была жива и нарожала мне внучат, чтобы стены в доме трещали от их криков и возни… А то ведь я, знаете, совсем один…
Фейербах кивнул головой.
— Хочу, чтоб мой сын Пауль вернулся домой не калекой, а здоровым работником и взял себе в жены дочь пастуха Зигфрида… Поймите, это только желания, господин Фейербах.
— Продолжайте, — попросил философ. — Я слушаю.
— Да… Чтоб моя старуха была при мне. И если уж умирать, то в один день, и чтоб потом наши души были вместе…
— Кто бы мог исполнить ваши желания, господин Эйсельт?
— Да кто… Известно, только бог и мог бы.
— А в то, что они могут исполниться без воли бога, вы не верите?
— Помилуйте, господин Фейербах. Такого, чтоб мертвые возвращались, а у безногих калек появлялись ноги… Такого не бывает, — вздохнул мельник.
— Не бывает, — тоже вздохнул Фейербах. — Увы, такого не бывает… А хочется, чтоб было?
— Да, очень. Что угодно отдал бы.
— Что угодно… Я понимаю вас, господин Эйсельт. Простите, если я разбередил ваши раны, которые не залечит никто: ни природа, ни люди… — он внимательно посмотрел на мельника. — Но, может быть, бог, господин Эйсельт? Неужели никто не может совершить чуда? Будь я так могуч, как мне хочется, я совершил бы.
— Спасибо за добрые слова, господин Фейербах. Я ответил вам, каковы мои желания. Теперь вы ответьте, как обещали…
— Охотно, господин Эйсельт. Тем более что вы сами почти ответили на ваш вопрос: почему люди выдумали бога. Но лучше будет, если вы ответите еще на несколько вопросов.
— Хорошо, — согласился старый Клаус. — Мне нравится, как мы разговариваем.
— Верно ли, господин Эйсельт, что бессильный человек хочет стать сильным?
— Так это и есть.
— Что страх перед судьбой порождает желание властвовать над своей судьбой?
— Да.
— Что смертный хочет стать бессмертным?
— Да, господин Фейербах.
— Что всякая зависимость нам противна?
— Тоже правильно.
— Итак, слабый, невежественный, смертный, беззащитный, одинокий желает стать всесильным, властвующим над всем, бессмертным, всемогущим, вездесущим… Так ли, господин Эйсельт?
— Так.
— Но человек не может стать таким?
— Увы, не может.
— Тогда, возможно, существует некто, кому все это присуще? И если этот некто возьмет человека под свою защиту, человек будет избавлен от бед и спасен? Иначе он погибнет?
— Погибнет.
— И это самое страшное? С этой мыслью нельзя жить?
— Нельзя.
— Значит, нужен этот некто, нужен бог?
— Нужен, господин Фейербах. Ох, как нужен…
— Ну вот мы и создали его.
— Как?! Вы хотите сказать…
— Я хочу сказать, что именно так человек и создал бога. Силой своего воображения по причине страстного, жгучего желания избавиться от страха перед окружающим его миром, в котором он чувствовал себя слабым, беззащитным и зависимым. И вот я написал, — философ взял со стола книгу, раскрыл ее и прочел: — «В религии человек раздваивается в самом себе: бог — бесконечное, человек — конечное существо; бог совершенен, человек несовершенен; бог вечен, человек смертей; бог всемогущ, человек бессилен; бог свят, человек греховен». И дальше, — он перевернул несколько страниц. — «Бог есть то, в чем человек нуждается для своего существования… Бог человека таков, каковы мысли и намерения человека». Вы понимаете, господин Эйсельт?
— Да, понимаю…
— Бог есть плод нашей фантазии о человеке и природе, фантазии, создающей утешение и надежду. Бог — сказка, господин Эйсельт, но эта сказка отличается от прочих сказок тем, что мы верим, будто выдуманное существует на самом деле. Разум наш могуч и потому наделил бога своим могуществом, а воображение бедно, и потому бог предстает нам в образе человека, такого, как вы, старика, господин Эйсельт, ведь старики мудры… Бог — это человеческая тоска по лучшей доле. Он всего лишь человек в своем совершенстве и могуществе. Но, чтобы человек действительно стал таким, совершенным и могущественным, он не должен уповать на милость божью, смиренно сложив руки на груди и предоставив злу беспрепятственно существовать. Мы должны на место любви к богу поставить любовь к человеку как единственную истинную религию, на место веры в бога — веру человека в самого себя, в свои собственные силы, в то, что судьба человечества зависит не от существа, вне его или над ним стоящего, а от него самого. Ведь дьявол — это грубый, суеверный, своекорыстный, злой человек, но и бог тоже человек.