Блуждая взглядом по полкам собранных им книг, я обратил внимание на шесть томиков в стареньких переплетах, стоявших, как мне показалось, на отшибе от прочих книг библиотеки.
— Что это у вас такое?—спрашиваю.
— А вы посмотрите! Кстати, вещь мне совсем ненужная, так сказать, «не моего романа», а вас может быть и заинтересует. Готов меняться...
— Как же эти книги к вам попали?
— Подарок. Приятель у меня один, зная, что я интересуюсь театром, увидел книги у букиниста и поспешил порадовать. Прочитал в заглавии слово «театр» и решил, что это как раз то, что мне надо. А «театр», то «театр», да только «Театр судоведения». ...Это что-то о судах и тюрьмах, как раз, по-моему, по вашей части...
Мы быстро уговорились об обмене и я побежал домой разбирать, что это за «зверь» попался ко мне «в тенета».
Заглавие этих шести томиков было довольно длинное: «Театр судоведения, или чтение для судей и всех любителей юриспруденции, содержащее достопримечательные и любопытные судебные дела, юридические исследования знаменитых правоискусников и прочие сего рода происшествия, удобные просвещать, трогать, возбуждать к добродетели и составлять полезное и приятное времяпрепровождение. Собрал и издал Василий Новиков».
Первая часть напечатана в Петербурге в 1790 году, а остальные пять частей — в Москве в 1791 —1792 годах5.
Попытки мои установить — кто такой Василий Новиков и что из себя представляет его труд с таким пышным названием, далеко не сразу увенчались успехом. О самом существовании и о некоторой исторической значимости этого труда удалось узнать только у Н. А. Добролюбова в его статье «Русская сатира в век Екатерины». Н. А. Добролюбов напомнил, что отсутствие гласности в русском судопроизводстве XVIII века возмущало еще Дениса Фонвизина. Он считал, что «способом печатания тяжеб и решений глас обиженного достигнет во все концы отечества. Многие постыдятся делать то, чего делать не страшаться».
В известных своих «Вопросах» Екатерине Фонвизин спрашивал императрицу: «Отчего у нас тяжущиеся не печатают тяжеб своих и решений правительства?»
Екатерина ответила («с величественным лаконизмом» — как пишет Н. А. Добролюбов): «Оттого, что вольных типографий до 1782 года не было».
Разумеется, ответ Екатерины был простой отговоркой и Н. А. Добролюбов далее пишет: «Судебные процессы не печатались у нас при Екатерине — неизвестно по каким причинам. Была одна попытка в 1791 г. Некто Василий Новиков стал тогда издавать «Театр судоведения, или чтения для судей», в котором печатал замечательные судебные дела, иностранные и несколько русских...»6
Характер «Театра судоведения» — этой первой в России попытки предать гласности содержание судебных процессов, стал для меня ясен. Попытка эта в те годы вряд ли могла встретить одобрение правительства, поэтому автор, описав только несколько русских судебных дел, остальные очерки заимствовал из сочинений английского филантропа и тюремоведа Джона Говарда. Последний, как известно, объездил весь мир, изучая быт заключенных, путешествовал в 1790 году и по России. Он умер в Херсоне, заразившись тифом при ухаживании за больными. В Херсоне Говарду поставлен памятник.
Кто же, однако, переводчик этих некоторых очерков Говарда и автор остального содержания «Театра судоведения»? Кто Василий Новиков? Самый «Театр судоведения» сделался весьма редким изданием и из дореволюционных собирателей, указавшим его в своем каталоге, был один К. М. Соловьев, который владел только первыми четырьмя частями этого издания.
Между прочим, В. Сопиков и А. Смирдин, указывающие «Театр судоведения» в своих библиографических работах, говорят только о московском издании 1791 —1792 года.7 У меня же имеется первая часть, напечатанная в Петербурге в 1790 году. По-видимому, В. Новиков начал издавать свой труд в Петербурге в 1790 году, но по каким-то причинам, напечатав только первую часть, перенес издание в Москву, где оттиснул не только все последующие части, но и повторил первую часть вторым изданием.
На эту любопытную подробность не указал ни один из библиографов.
Где же, все-таки, искать сведения о самом авторе «Театра судоведения»? Конечно, в государственных архивах возможно и есть какие-нибудь документы о нем, но тогда что же у меня за «личная библиотека», если она сама не сумеет ответить на этот вопрос? Тем более, что на первом томике «Театра судоведения» у меня имеется ключевой автограф: «Другу Н. Страхову от автора». Немногословно, но уже кое-что!
Единственный известный в конце XVIII века Николай Страхов— это издатель журнала «Сатирический вестник», выходившего в 1791 году (в 1795 было его второе издание). Журнал этот весьма примечательный, создан явно под влиянием «Почты духов» И. А. Крылова. Кроме «Сатирического вестника», в том же 1791 году Н. Страхов выпустил сатирическую книжку «Переписка моды», а главное «Карманную книжку для приезжающих на зиму в Москву старичков и старушек, невест и женихов, молодых и устарелых девушек, щеголей, вертопрахов, волокит, игроков и проч.»? Книжка эта (второе издание ее было в 1795 году)—одна из самых замечательных книг XVIII века. По силе обличения крепостного права, нападения на дворянские пороки и безобразия, по гневным словам в защиту угнетенных,— «Карманная книжка» Н. Страхова, в какой-то мере приближается к «Путешествию» А. Н. Радищева, с той лишь разницей, что А. Н. Радищев бил по самодержавию, породившему крепостное право и угнетение, а Н. Страхов видел всю беду лишь в самом крепостном праве, в помещиках, полагая, что зло — только в них самих.
В год, следовавший за арестом и высылкой А. Н. Радищева, подобное выступление в печати было весьма мужественным. Сатирик Н. Страхов принадлежит к числу незаслуженно забытых писателей XVIII века. Достаточно сказать, что в посвященной ему статье в «Истории русской литературы» АН СССР ни разу не названо ни его имени, ни его отчества. Страхов — и все...
После выпуска ряда его обличительных книг в 1791 году и почему-то повторного их появления в 1795 году, сатирик Страхов, по-видимому, вынужден был умолкнуть. Он отправляется на службу чиновником в Астрахань, где, по очевидной честности своей натуры, вступает в неравную борьбу со взяточниками и лихоимцами. Доносами недругов он в 1804 году отстраняется от должности и почти до 1810 года состоит под следствием. Лишь в 1810 году ему едва удается выпутаться из этого дела и то «оставленным под подозрением». Н. Страхов вновь переезжает на жительство в Петербург.
Возобновление его литературной деятельности в Петербурге ознаменовывается выпуском двух, осмеянных критиками, новых книг «Мои петербургские сумерки» (1810) и «Рассматриватель жизни и нравов» (1811)10. Обе эти последние книжки Н. Страхова даже отдаленно не напоминают его сатирических выступлений в 1791 —1795 годах. Самодержавие сломило волю и дух сатирика, и в книгах этих слышатся лишь сентиментальные жалобы на обиды, помещены нравоучительные и религиозные рассуждения, горестные заметки, тенденциозные и неумные.
Мне удалось собрать все книги Николая Страхова, давно уже ставшие почти ненаходимыми и именно в одной из последних его книг — «Мои петербургские сумерки» — я нашел кое-какие сведения об авторе «Театра судоведения» Василии Новикове. В очерке «Тюрьма» Страхов, говоря о заслугах английского тюрьмоведа Говарда, между прочим пишет: «Во веки будь благословенна память и нашего русского Говарда — Василия Васильевича Новикова, который первый в отечестве нашем в заступление за невинность издал убедительные примеры напрасных осуждений и в доказательство того поместил особую статью о невинноосужденном сержанте Зотове».
В другом своем очерке Страхов называет автора «Театра судоведения» Василия Васильевича Новикова своим «покойным другом» и намекает на местопребывание его в Калужском наместничестве. Это, кстати, подтверждается наличием у Сопикова брошюры: «Речь на случай собрания калужского дворянства для выбора судей, говоренная В. Новиковым» (Спб., 1786).