Шумно и весело было только в эскадроне Девятова.
Здесь совсем еще молодые бойцы осаждали Христоню со всех сторон, упрашивая рассказать им что-либо о боевом прошлом бригады, о ее бойцах и командирах.
Христоня, недавний чабан аккерманских помещиков, в кавбригаду Котовского пришел с отрядом красных партизан, теснимых румынскими войсками из Бессарабии. Невысокий, широкоплечий, черный как цыган, Христоня всегда искрился избытком веселья, сыпал шутками-прибаутками.
Но в эти минуты, после злополучного купанья в канаве, Христоня был не в духе и рассказывал неохотно, все больше о конях. Скрестив по-турецки ноги, он сидел в одних исподниках на разостланной шершавой попоне и с досадой поглядывал то на развешанные на ветвях мокрые галифе и гимнастерку, то косил смешливым глазом на свою конягу, которая беспечно мотала головой и с наслаждением жевала душистый овес, засыпанный в конскую торбу.
- Кони, они разные бывают, - вздохнул Христоня после небольшой паузы. Орлик комбрига, например, умнее иного человека. Даже когда лакомится вишней, так непременно выплевывает косточки, не говоря уж о сливах или абрикосах.
- Ничего не скажешь, деликатного воспитания животина, - перебил Христоню шустрый и бывалый паренек Андрей Белый. - Даром что конь, а башковитый - разбирается в фруктах.
Молодые воины переглядывались, пожимали плечами: правду говорит Христоня или насмехается? Но "старики" делали вид, что рассказчик говорит правду, и ждали, что еще отчубучит их дружок, неистощимый на выдумку.
- А чай вприкуску с блюдечка он не пьет, часом? - с ехидцей в голосе спросил чернобровый Недбайло и поглядел озорно на товарищей, что, мол, теперь ответит Христоня.
Рассказчик серьезно ответил:
- Чай вприкуску не пьет, конечно, а внакладку - пожалуйста, хоть ведро, хоть два! Опростает посудину и головой машет: благодарствую, мол, за угощение, дорогие хозяева!
Взрыв хохота потряс рощу.
Охрименко утер ладонью увлажненные от смеха глаза и подался к Христоне:
- Интересно, Тудор, где это Орлик получил такое образование? Не кончал ли, случаем, гимназию?
- Чудак-человек! - покосился Христоня на Охрименко. - Конь комбрига раньше ходил под генералом Бредовым. А царским генералам, как известно, кроме как резаться в карты да учить лошадей уму-разуму, больше и делать было нечего.
Политрук Шимряев поглядел с усмешкой на озадаченные лица "птенцов" и серьезно заметил:
- Генералы не такие простаки, как Христоня расписывает. Они умеют кровь пускать нашему брату. Не зря мы с ними деремся третий год и никак не доконаем! А что Орлик верно служит нашему комбригу, так только потому, что чувствует его твердую руку и душевную ласку.
Порассказав еще кое-что из были и небыли, Христоня вскочил с попоны, снял с ветвей просохшую одежду и проворно оделся.
Неожиданно появился эскадрон Скутельникова.
Всадники показались с солнечной стороны на узкой проселочной дороге, петлявшей в буйных хлебах. Впереди эскадрона торопливо шагала толпа обезоруженных петлюровцев, скрипело десятка два повозок и пылил небольшой табун оседланных лошадей. Доносился насмешливый голос взводного Евдокима Ляхомского:
"Шагай, шагай, Панове! Отвоевались! Будет вам жировать на украинских хлебах из рук Пилсудского!"
Скутельников остановил пленных у края дороги, а сам поскакал к роще. Котовский и его штаб вышли из осинника и пошли эскадронному навстречу.
Котовцы глядели на пленных кто безучастно, кто осуждающе.
- И чего люди блукают по белому свету? - вздохнул Охрименко, разглядывая пленных.
- Запутались в трех соснах, вот и блукают, - ответил Христоня.
Политрук Шимряев косо поглядел на пленных и сказал неприязненно:
- Рыскают как волки между Польшей и Украиной, а угодят в плен, так в слезы: "Несознательные мы, заблуждались!"
Взводный Ляхомский, саженного роста молодец, завидев Котовского, подал команду:
- А ну стройся в одну шеренгу, панове!
Свыше сотни пленных быстро построились в один ряд и замерли. Позади шеренги вытянулся обоз, загруженный штабным хозяйством, офицерскими пожитками и провиантом.
Котовский в сопровождении командиров деловито шагал через поляну, отделявшую рощу от дороги, и поглядывал издали на пленных. В красных галифе и светло-серой гимнастерке, плотно облегающей крутые плечи, Котовский шел с высоко поднятой головой и был величествен, как истый полководец.
Котовский осмотрел трофейных лошадей, приказал отвести их в сторону и подошел к пленным.
- Откуда родом? - спросил Котовский пленного с солдатской выправкой.
- Из Луцкого уезда.
- Почему связался с прохвостами?
- Мобилизован призывной комиссией.
- Когда?
- В январе девятнадцатого.
- Много ли земли в хозяйстве?
- Где уж там много, - вздохнул пленный. - Две десятины всего-навсего на пятеро душ.
- Что дальше думаешь делать?
- С радостью пойду в Красную Армию, ежели возьмете!
- Всерьез или до первого случая?
- По гроб жизни, ежели возьмете, - оживился пленный и пожал плечами. Сам не знаю, чего ради таскался за брехуном Петлюрой!
- Надо обдумывать свои поступки, - обнадеживающе поглядел Котовский на пленного и пошел дальше вдоль шеренги.
Допросив еще нескольких человек, комбриг, остановился перед рослым юношей, пощупал мышцы рук, пристально поглядел в глаза:
- А ты откуда?
- Из Липовца, - ответил юноша..
- Кто родители?
- Батько путевой обходчик, а мать померла.
- Год рождения?
- Тысяча девятисотый.
- Мобилизован?
- Служил добровольцем в Красной Армии у батька Боженко, в дивизии Щорса. В августе девятнадцатого года, под Коростенем, попал в плен. Завезли меня в Польшу, в Ланьцут, а там морили голодом, пока не согласился служить... вот у этих. - И юноша кивнул головой на петлюровского сотника с дерными франтоватыми усиками, в серой черкеске и высокой кубанке.
- Грамотный?
- Кончил пятиклассное городское.
Котовский поглядел на эскадронного Скутельникова:
- Вот тебе писарь, командир, и, видать, неплохой будет рубака. Так что не бузи мне больше, что писать у тебя рапортички некому.
Скутельников широко улыбнулся:
- Я с ним уже договорился. Ждал только, что скажете вы, товарищ комбриг.
- Утверждаю, - сказал Котовский и поглядел на парня серьезными глазами. - Только чтоб в плен мне больше ни-ни. Гляди, хлопец!.. А коня своего бери.
Приглянувшийся комбригу молодец оторопело поглядел на него, хотел было произнести слова благодарности, но от волнения только захлопал пушистыми ресницами и побежал к табуну лошадей, где его ожидал конь, возвращенный ему комбригом.
Закончив обход пленных, комбриг отошел в сторону и громко воскликнул:
- Кто решил смыть с себя позорную кличку петлюровца и честно постоять за рабоче-крестьянское дело - три шага вперед!
Десятки солдат и несколько офицеров шагнули вперед и застыли на месте, вытянув руки по швам.
- Эскадронный, - обратился Котовский к Девятову, - распорядись отвести и сдать доброхотов в пеший дивизион. А остальных переписать и отправить в штаб дивизии!
И комбриг направился в рощу. Там он быстро расписал трофейных лошадей по эскадронам и присел в тени дерева на разостланную бурку, намереваясь перекусить немного и отдохнуть.
Но не пришлось комбригу ни поесть, ни отдохнуть.
Распределение трофейных лошадей подняло на ноги все эскадроны. Не так-то легко было распределить какихнибудь два-три десятка захваченных лошадей, когда их требовалось .уже сотни полторы, а то и две. Захваченный конь нередко становился яблоком раздора. Не раз для решения спора по справедливости приходилось обращаться к самому Котовскому. Комбриг, если только был свободен, не отказывал в арбитраже. И тогда "дележ" коней превращался в своеобразный вид соревнования. Поглядеть на оказию сбегались десятки бойцов.
Особенно радовались в такие минуты молдаване, которые знали толк в конях и любили их до самозабвения.