Котовский в эти дни отсыпался после боев и не выезжал вовсе. Лишь на седьмые сутки после занятия Тирасполя и разгрома «Добровольческой армии» Котовский оделся и потребовал коня.
Черныш подвел к крыльцу оседланного Орлика. Конь был так прекрасно вычищен, что шерсть его казалась атласной.
Командир бригады стоял на крыльце, расставив сильные, короткие ноги, в белой меховой куртке, тугих алых чакчирах и алой с желтым фуражке. Его окружали ближайшие помощники и друзья. Увидев незнакомую лошадь, которую ему подвели, командир бригады сначала в недоумении нахмурился, потом вспомнил, довольно улыбнулся и легко вскочил в седло.
Первые минуты всадник относился к Орлику с недоверием, как и всякий кавалерист к незнакомому коню, который впервые очутился под ним. Но Орлик проявлял такое добродушие, такую поразительную готовность не только немедленно выполнять получаемые поводом, шенкелями и корпусом приказания, но и точно угадывать эти приказания, что Котовский вскоре стал обращаться с Орликом, как со старым другом. Да и Орлик, по-видимому, сразу понял, что на нем сидит его новый хозяин. Это чувствовалось по всему. Когда командир бригады, погоняв нового коня часа полтора по предместьям Тирасполя, возвратился домой и сошел на землю, Орлик доверчиво и дружелюбно вытянул морду и дохнул новому хозяину прямо в затылок.
Черныш был, конечно, тут как тут.
— Ну, что новая лошадка — спросил он по обыкновению угрюмо.
— Замечательный конь, — сказал Котовский, — прямо золото, а не конь. А барьер как он берет! Этого коня, брат, надо беречь как зеницу ока на таком коне в бою не пропадешь!
Черныш довольно улыбался и, водя Орлика взад и вперед по двору, чтобы он остыл, гордо поглядывал на окружающих, точно похвала командира относилась к нему самому, а не к коню, за которы» м он ухаживал.
С тех пор Орлик стал постоянным боевым конем Котовского.
Грузное тело своего хозяина Орлик носил с необычайной легкостью и грацией. Конь никогда ничем не болел, никогда не проявлял признаков переутомления, никогда не опускал он в унынии голову. Он был всегда добродушен, весел и доволен жизнью.
Он совершенно не боялся огня; свист пуль, разрывы снарядов он воспринимал как обыденные, неизбежные явления своей боевой жмени; чем горячее был бой, тем веселее даже становилось Орлику. Глаза его блестели лукавым — и радостным огнем. В страшном грохоте пулеметных очередей и шрапнельного ливня конь весь точно искрился, и под атласной шерстью его бодро и уверенно ходили мускулы.
Орлик ничего не боялся. Он брал любые препятствия, он шел на людей, на стреляющее орудие, на ощетинившуюся изгородь штыков. Изредка он только оборачивался назад и косил глаза на Котовского, точно спрашивая, правильно ли он понял движение ноги или корпуса своего всадника.
Безропотно перенося суровую боевую жизнь, Орлик вместе с тем был изнеженным конем. Кроме того, у него была очень странная особенность он был всеядным животным. Он ел конфеты, выплевывая бумажку, принимал из рук людей, которых он знал и любил, сливы и вишни, выбрасывая аккуратно косточки; он не брезговал даже мясными и овощными консервами. Возможно, что конь в душе ругал своих друзей за эти никому не нужные эксперименты и соглашался есть что попало из простой вежливости и добродушия.
Котовскому Орлик был предан. Командир бригады всегда привязывал его, если отлучался, потому что Орлик по своему собственному почину следовал за своим хозяином неотступно. Был случай в Галиции, когда Котовский, позабыв привязать Орлика, поднялся во второй этаж жилого дома. Конь и тут не отстал от своего хозяина ординарцы поймали Орлика ужена середине лестницы; впрочем, он безропотно дал увести себя.
В одном из страшных арьергардных боев на польском фронте Котовский был тяжело контужен взрывом снаряда и потерял сознание. Одновременно со своим хозяином оказался раненным осколком этого же самого снаряда в череп и Орлик. Но любовь к Орлику в бригаде была так велика, что раненного насмерть коня медлили пристрелить.
Черныш плакал навз-рыд. Он лежал на земле возле умирающего коня, зарыв лицо в его золотистой гриве.
Тогда ветеринар, искуснейший в своей области хирург, сделал Орлику трепанацию черепа и вынул осколок. Это была совершенно необыкновенная операция, и только сложная обстановка тех бурных лет не дала возможность хирургу осветить этот случай в мировой ветеринарной литературе.
Золотистый конь в течение десяти дней находился между жизнью и смертью. Черныш ухаживал за своим питомцем, как ухаживают за больными детьми; он бодрствовал целые ночи напролет. Когда ему казалось, что конь начинает хрипеть и задыхаться, он бежал будить ветеринара.